Отправлено: 18.09.08 20:08. Заголовок: Верность Фентези/мистика R

„Верность”
Автор: Скорпион (Пионыч)
Иллюстрации от Syaoran@ (Тессен)
Рейтинг: R
Жанр: фентези (может, немного мистики)
Герои: Владимир, Анна и другие (в характерной для меня манере)
Примечание: маленькая псевдоисторическая фикция, отсюда –
Просьба: не бить за исторические несоответствия и за саму задумку (столько об этом писали, но вот и мне жутко захотелось…)
Комментарий 1: пытаюсь воплотить старую идею, недавно вспомнившуюся и немного переработанную
Комментарий 2: Выкладываю по многочисленным просьбам администраторов Блонди и Эдди ля всех, кого может заинтересовать

 Отправлено: 28.09.08 20:00. Заголовок: Благодарю всех, кто ..

Благодарю всех, кто читает мой рассказ. Мне очень приятно, тем более что мою Анечку оценили поклонники Елены
_________________________________________________

Летние рассветы приходят по-особенному неожиданно. Лишь только небо окрасится легкой туманной дымкой, лишь только предрассветный сумрак сменится белесым покрывалом утра, и первые звезды упадут в бездну, давая дорогу божественному свету, - сразу начинает всходить солнце. Сияющее и прекрасное, оно вмиг меняет картину за окном, деревья и дома приобретают новые, родные очертания, птицы сразу же начинают петь громче. А потом настает мгновение, когда солнечный свет волной накатывает на мир, затопляет его, слепит глаза, заставляет сердце стучать чаще – так рождается новый день.
Анна с нетерпением всматривалась в предрассветную мглу за окном. Ивану Ивановичу только к полуночи немного полегчало, а заснул он и вовсе недавно – до сих пор еще дышал прерывисто и тяжело. Хотя и не так, как накануне. Пока в спальню старого барона темными глазами смотрела непроглядная ночная чернота, девушка сидела у кровати и следила за самочувствием опекуна. Но ее мысли были далеко: они блуждали по невидимым тропам вместе с проклятым волком. Лишь бы ничего не произошло, лишь бы он вернулся утром домой – целый и невредимый. А сидеть и ждать, и бояться неведомой опасности, возможно, грозившей ему там, в ночи, - это так… больно. Сквозь сумрак, под сиянием вечных звезд, Анна молила Бога помогать ему. Но как только светлая полоса пролегла на востоке, она уже не могла усидеть в душной комнате. Краем глаза взглянув на уснувшего барона, тенью выскользнула из спальни. Царившая в доме тишина казалась зловещей, но в этот миг не пугала даже темнота, которая обступала, лишь только задрожит пугливый огонек свечи. Во дворе пахло свежескошенным сеном и утренней росой. Никем не замеченная, Анна вышла за ворота. Воздух становился все прозрачней и прозрачней, казалось, еще несколько мгновений – и первые лучи позолотят небосклон. Но время тянулось непозволительно медленно. Прислонившись щекой к прохладной коре старого вяза, девушка прикрыла глаза и прошептала: «Владимир…» Тихий вздох слетел с губ, подхваченный ветром.
В деревне запели первые петухи – радостно и громко, на весь мир провозглашая утро. Встрепенувшись, Анна прислушалась. Так и есть – звенящую прохладную тишину прерывал отдаленный топот копыт. Всё ближе и ближе… С каждым ударом – всё громче и громче… И сердечко застучало восторженно и тревожно – «Это может быть только ОН…» Не успело июльское солнце окрасить мягким сиянием верхушки сосен в лесу – как на дорогу выехал всадник. И черный конь под ним рвался вперед, чувствуя нетерпение своего седока.
Владимир даже не сразу поверил своим глазам, когда увидел у ворот маленькую фигурку. Но сверкающие голубые глаза смотрели только не него, белокурые локоны растрепал ветер, на устах, которые он так жарко целовал вчера, играла счастливая улыбка. Это была она – его любимая, его Анна…
Резко натянув поводья, Владимир спешился, едва ли не на ходу соскакивая с лошади, и застыл перед прекрасной девушкой, ради которой жил, ради которой шел на смерть, умер и готов был умереть еще тысячу раз. Они стояли, глядя друг другу в глаза, и ничего вокруг не существовало, ничего не имело значения, кроме той огромной, верной, вечной любви, что соединила их сердца и души. Молодой человек сделал шаг навстречу любимой.
- Анечка… Вот я и вернулся… - голос звучал немного хрипловато и ему казалось, что непослушные губы говорят совсем не те слова, что нужны, что желает прокричать враз оттаявшее за несколько минут вчерашнего вечера сердце.
Она несмело шагнула навстречу, и летнее утреннее солнце, что все увереннее поднималось в слепящей небесной синеве, засияло переливами на застывших на ресницах слезинках. Заметив их, Владимир прошептал:
- Ну, что случилось? Почему ты плачешь?
- Я… так боялась… - вот и все, что смогла выговорить – выбрать из вороха чувств, теснящих грудь всю ночь напролет.
- Боялась? Чего, маленькая моя?
- Что ты не приедешь, что с тобой что-то случится – там, в лесу… - она немного помедлила, словно набираясь смелости, но все же решилась: - А еще очень боялась, что мне снова приснилось – всё это…
Соленая слезинка скатилась по щеке, но девушка не заметила ее – только серые глаза мужчины, что когда-то стал ее мужем, горели перед ней. И больше ничего не хотелось, кроме как смотреть в них и видеть любовь, счастье, и растворяться в их теплом сияющем блеске. Барон решил больше не медлить: и так слишком долго они жили врозь, не помня своего прошлого, а в настоящем не желая открыть сердце своей любви. Вмиг он оказался возле девушки, крепко обнял ее, горячим дыханием согрел прохладную щечку:
- Аня…Родная… Не плачь… Я всегда буду рядом, и никому не позволю больше разлучить нас, клянусь! – заглянул в глаза, уже полные слез.
– Ну не плачь, не плачь! Анечка… - быстро поцеловал, прижимая ее к себе, согревая своим телом, жаром своей страсти, силой своей любви.
Только оторвавшись от сладких губ, заметил, что на ней легкое платье, и тут же завернул в свой плащ.
- Разве можно так выходить утром? Ведь рассветной порою здесь очень свежо, и легко простудиться, Анна….
Его назидательно-строгий тон позабавил девушку. Прильнув к широкой груди любимого, она пожаловалась:
- Увы… За мной некому приглядывать по утрам… Могу и простудиться, выйдя во двор без шали, а могу… - и хитрая улыбка скользнула по соблазнительным губкам, - могу и вовсе уехать в Петербург!
Его бровь удивленно приподнялась:
- И что же вы, мадемуазель, намерены там делать?
- Стану актрисой – как того хочет Иван Иванович – и буду получать от поклонников огромные букеты ароматных роз.
Владимир засмеялся:
- Мне их жалко!
- Кого? Цветов? – Анна сделала вид, что обиделась.
- Нет… Поклонников! – решительно заявил барон и снова склонился к ее лицу. Почти не касаясь, скользнул губами по бархатистой коже, вдохнул дурманящий запах волос и тихо произнес в маленькое ушко:
- Я их всех загрызу…
Тут же замолчал, ругая себя болваном и страшась расстроить или напугать девушку. Но Аня прыснула со смеху, растрепала его темные волосы, немного влажные от утренней росы и, поцеловав в щеку, прошептала:
- Ты мой самый любимый ночной волк!...
Счастье захлестнуло всё его сознание. Вмиг память услужливо воскресила бой у реки, когда свирепый зверь разорвал всех обидчиков своей княжны, а она, обняв серого волка за шею, дрожа, проговаривала слова благодарности. Тогда ему хватило тихого «спасибо», а нынче – стало мало этого скромного поцелуя. Теряя голову, он прильнул к желанным устам, и почувствовал, будто во сне, с каким жаром отвечает на его поцелуй Анна.

В дом он внёс ее на руках – чтобы ни у кого не возникло сомнений в главном: отныне они вместе. Правда, на глаза так никто и не попался. Владимир нахмурился:
- Не пора ли проснуться нашим трудолюбивым слугам? Совсем отец их распустил…
Анна взволновано охнула:
-Боже мой, Володя, поставь меня немедленно! Надо посмотреть, как там Иван Иванович! Ему было очень плохо вечером!
Воспоминание о болезни отца укололо запоздалым чувством вины.
- Это действительно настолько серьезно, Аня?
Девушка вздохнула, пожав плечами:
- Я не знаю… Никто не может ответить – каких только докторов не вызывали. Правда, ночью дядюшке полегчало, а под утро он и вовсе заснул. Потом я… - она смущенно опустила глаза, - …пошла тебя встречать…
Только сейчас Владимир понял, что крепостная воспитанница не только заменила отцу его самого, непутевого и временами резкого сына, живущего в своем мире – сперва развлечений и светской суеты, потом войны и вспомнившегося древнего проклятья. Для Анны тоже этот человек стал отцом – и она любила его за них обоих – и за себя, и за Владимира.
- Я обещаю, - его голос прозвучал твердо и немного торжественно, – что сегодня же съезжу в столицу за лучшим доктором. Он установит, что это за коварная болезнь, сделает всё, что надо, и отец обязательно поправится. Ты мне веришь, Анечка?
Она кивнула, даже улыбнулась – но слишком уж вымученно и грустно. В ответ на его вопросительный взгляд тихо, почти неслышно, словно опасаясь собственных слов, проговорила:
- Уже сегодня? Но ты же… не успеешь вернуться до заката…
- Что я слышу, Анна? Не вы ли пеняли, что не пекусь о здоровье отца, когда я сказал, что обо всем позабочусь завтра?
- Я… - девушка смутилась еще сильнее – ведь ее мысли и чувства действительно были непозволительны в данной ситуации. Но отпустить его снова – едва обретя – было выше ее сил! Владимир всё понял. И сердце, измученное одиночеством, ликовало и пело от счастья. Он обнял любимую за плечи и поспешил успокоить:
- Прости меня, родная. Иногда я совершенно не думаю, что говорю. Едва ли судьба отца волнует кого-то больше, чем тебя. И я очень за это благодарен…
- Володя… - Анна вздохнула и спрятала лицо у него на груди, - Тебе следует чаще видеться с дядюшкой. Он страдает… Может, и заболел оттого, что постоянно переживает из-за ваших размолвок…
- Этого больше не повторится. Даю слово офицера и дворянина, Аня, клянусь самым дорогим, что у меня есть, - тобой. Я помирюсь с папой и больше никогда не буду ссориться. Мы поговорим по душам – и он поймет, что война меняет людей, что я не всегда поступал правильно и очень сожалею об этом.
- Спасибо… А о проклятье… тоже расскажешь?
- А надо? – молодой человек снова осекся, уж слишком резко прозвучали эти слова. Но Анна все поняла правильно.
- Лучше не стоит… Ему вредно волноваться… Да и… не поверит. Сочтет глупой шуткой, сказанной, чтобы снова его вывести из себя.
- Увы, это не шутка, а наша жизнь.
- Наша с тобой жизнь, Владимир, и мы привыкнем к ней, научимся мириться со всеми трудностями, побеждать все невзгоды. Правда?
- Конечно... – как же хотелось вечно стоять вот так, сжимая ее в объятьях, и ни о чем не думать. Но солнце поднималось все выше, новый день вступил в свои права, жизнь закипала, загораясь все новыми и новыми красками. Аня осторожно высвободилась из его рук:
- Я поднимусь к Ивану Ивановичу. Ты со мной?
- Я чуть позже, ладно? Зайду к себе переоденусь. – Чмокнув девушку в маленький носик, молодой барон быстро поднялся по лестнице. Анна закрыла ладошками пылающее лицо: она за малым не предложила ему свою помощь. Как можно? Разве воспитанные барышни… Но сомнения растворились прежде, чем успели возникнуть. Владимир – ее муж. Давным-давно в высоком тереме на берегу Днепра их вручили друг другу пред Богом и людьми, а значит – нечего стыдиться. В этой жизни, новой и неожиданной, она лишь крепостная, он – ее барин, но их брак уже освящен на небесах. И она будет с ним – кем угодно для других, а для Владимира – верной и любящей женой, единственной, на целую вечность. Как же ей хотелось сейчас прийти к нему, скользнуть руками по сильным плечам, млея под горящим серым взглядом… Интересно, тот шрам, что остался от смертельной раны, есть до сих пор? И не исчезнет ли он, когда она прижмется губами к горячей коже? Судорожно вдохнув, Анна бросила быстрый взгляд на зеркало: покраснела, словно вареный рак! Смешно – ей ли смущаться, после того, как муж видел ее тело, избитое врагами и почти не прикрытое?… «Глупая, он же был зверем…» - попенял внутренний голос. Но на самом деле она точно знала: Владимир смотрел на нее глазами волка, но с человеческой душой. Ее муж… Единственный мужчина, которого она мечтала увидеть рядом с собой…

За окном послышались разговоры конюхов. Усадьба пробуждалась, стряхивая с себя остатки сна, досматривая последние ночные грезы. Отбросив нескромные мысли, девушка заторопилась в спальню опекуна…
Иван Иванович счастливо заулыбался, увидев рядом свою любимую воспитанницу:
- Наверное, еще не пришел мой час, Аннушка! Чувствую ведь, что отступает хворь проклятая!
Девушка только перекрестилась. В этот момент, предупредительно постучав в дверь, зашел Владимир. В мундире поручика он казался Анне еще красивее, чем обычно, и на дне ее прекрасных синих глаз вспыхнули искорки восхищения.
- Володя… - прокряхтел старый барон, - как же хорошо, что ты решил зайти.
Опустив глаза, Владимир подошел поближе:
- Папа, прости…Я последнее время…вел себя ….несколько неподобающе. – Он перевел дух и осмелился посмотреть отцу в глаза. – Обещаю, что этого не повторится.
- Ну что ты, сынок… - всегда строгий и несговорчивый отец сегодня показался молодому человеку необычно трогательным. – Я никогда не был на тебя в обиде – так что не надо оправдываться.
Иван Иванович неожиданно закашлялся, испуганная Анна бросилась за чашкой с приготовленной настойкой, но приступ прошел сам по себе. Барон продолжил:
- Вот видите, дети, болезнь проходит… А то я ведь уже хотел просить тебя, Володя, позаботиться о судьбе Анечки…. – отвернувшись в сторону старик пустился в размышления о том, сколь молода и неопытна его воспитанница, какие беды могут повстречаться на ее пути и что юной девушке понадобилась бы помощь в этом неспокойном жизненном море. За раздумьями вслух он не заметил, как лукаво подмигнул девушке его сын, без слов подтверждая, что стал бы отменным опекуном для красавицы, как стыдливый румянец покрыл нежные девичьи щечки, а густые ресницы кокетливо прикрыли сияющий восторгом взгляд. Когда Иван Иванович развернулся к застывшим у постели молодым людям, они уже не смотрели друг на друга, но комната полнилась необыкновенным светом, словно ангел небесный сошел сюда и подарил всем присутствующим свое благословение…

Поручив идущего на поправку отца заботам добросердечной Варвары и старого преданного камердинера, Владимир предложил Анне прогуляться по саду. Летний полдень дышал зноем и ароматами роз, медовым духом цветущей липы, а на тенистых аллеях было невероятно свежо. От маленького пруда веяло прохладой, и роскошные белые лилии росли у самого берега, похожие на короны сказочных принцесс-русалок. Ловко наклонившись, Владимир потянул за тонкий стебель, и огромный белый цветок, нехотя расставшись с родными водами, оказался в его руках.
- Жаль, что в мире нет ничего такого же прекрасного и совершенного, как ты, Анечка… - прошептал барон, протягивая лилию своей любимой.
- И почему я никогда не могла понять, шутишь ты или говоришь правду?
- Знаешь… - молодой человек немного помедлил, - с тобой я всегда был слишком серьезен. Нет, в детстве всё было по-другому, но и мы ведь отличались от нас нынешних. А когда я вернулся с Кавказа и увидел тебя – я ведь уже всё помнил, я не мог понять, почему вы так похожи с княжной Анной…
Девушка улыбнулась:
- А мне в детстве рассказывали нашу с тобой легенду. Представляешь? Сколько же недоразумений можно было избежать, если бы мы просто поговорили…
Он не ответил. Только крепко прижал к себе хрупкую красавицу, столько веков назад пленившую его сердце, бережно поцеловал в висок и поднял глаза к небу. Анна, застывшая в родных объятьях, так и не поняла, что ее бесстрашный волк плакал от счастья.
К вечеру Владимир торопливо засобирался в город. Несмотря на то, что отцу полегчало, он непременно решил привезти самого лучшего доктора и убедиться, что болезнь проходит. Мысль о том, что на несколько дней придется оставить Анну, жгла, словно раскаленное железо. К тому же было видно, как нелегко дается эта разлука его девочке: тихонько всхлипывая, пряча слезы, она старалась улыбаться, когда смотрела на него. Вот и сейчас синие глаза были грустны. Барон подошел к возлюбленной. В ее взгляде отражалось слепящей голубизной чистое небо, и сверкали лучи солнца, клонившегося к закату.
- Анечка, не стоит плакать. Я очень скоро вернусь…
- Ты уедешь завтра утром? – она старалась не поднимать глаза, иначе сердечко истекало кровью. Слишком больно нынче расставаться с ним, слишком яркими были воспоминания о страшной ночи его смерти – и века не уменьшили боль утраты. Поэтому хотелось быть с ним рядом постоянно – не только днем, но и в тусклом сиянии луны, сидеть на влажной, покрытой росою траве возле грозного волка, гладить его серую шерстку и шептать, как сильно она его любит. Вдруг неясное беспокойство затопило душу, девушка встрепенулась:
- Володенька, ты же поедешь завтра утром, верно?
Он ждал этого вопроса, и безмерно желал, чтобы Аня его не задала.
- Нет, любимая, чтобы вернуться поскорее, я уйду еще ночью, тогда утро могу встретить почти в столице.
- А если… ты не справишься за день? – милые глаза взволновано и немного удивленно смотрели на него, и от этого взгляда, наполненного искренней любовью, тепло разливалось по всему телу, мелкая дрожь морозом пробегала по коже. Даже голос Владимира немного дрожал, когда он ответил:
- Тогда заночую в Петербурге… - от одной мысли о том, что, может статься, не увидит завтра свою Анну, ему хотелось уже сейчас завыть – а ведь Корф еще был человеком!
- Но где?... – Анна никак не могла представить, как проведет ночь волк посреди шумного города. Он же только усмехнулся:
- Не волнуйся, моя хорошая, всяко бывало. Я ведь не первый год… ночной Петербург встречаю в обличье волка. Найду себе укромное местечко в парке, и пролежу до рассвета…
- А если тебя найдут?
- Не найдут, Аня, только надо сидеть тихонько и не отвлекаться на посторонние шорохи – мало ли кого можно встретить в парке посреди ночи.
- Тогда лежи тихо и думай о чем-то хорошем… - Анна уже почти успокоилась, хотя чувство тревоги так до конца и не покинуло ее любящее сердечко.
- Я даже знаю, о чем… - хитро прошептал Владимир, в ответ на вопросительный взгляд синих глаз притянул девушку поближе, обняв за талию, наклонился к желанным губам… - Вот об этом…
И безумный водоворот подхватил их, кружа в вихре поцелуя, заставляя забыть прошлое, не думать о будущем, раствориться друг в друге.

… Темные тучи клубились над лесом. За ними не было видно ни серпа молодой луны, ни далеких звезд – только одна непроглядная темнота властвовала над миром. Единственным источником света в ней был огромный костер – пылая среди лесных зарослей, он угрожал низко склонившимся ветвям своим неистовым огнем. Над пламенем склонилась темная фигура – и нечто зловещее проскальзывало в напряженной позе и в хищном взгляде стоящего у огня человека. Кривой нож сверкнул в его руках отблесками пламени, лишая жизни маленький черный комочек, упиваясь теплой кровью, а кривая ухмылка исказила и без того неприятное лицо:
- Помоги мне устоять, великая Морана! Напои меня своим могуществом! Научи, как, собрав в кулак силу, ударить по ненавистному врагу! Уж скоро ночь Твоя настанет, уже травы пахнут всесильными чарами – дай мне дождаться рокового часа и сразить ненавистного врага!
Мутной струей в огонь текла кровь, и на жарких языках пламени заискрился взгляд зеленых глаз: «Сгинет твой ненавистный враг….»

 Отправлено: 29.09.08 17:13. Заголовок: Пионыч, удивительно ..

Пионыч, удивительно красиво и интересно написано! Спасибо вам!

 Отправлено: 29.09.08 19:37. Заголовок: Верно! Очень красиво..

Верно!
Очень красиво!
Упоительное чтение!
Спасибо, Пионыч!

 Отправлено: 05.10.08 01:09. Заголовок: Благодарю за отзывы ..

Благодарю за отзывы и продолжаю выкладывать
* Сразу предупреждаю: в этом отрывке я достаточно вольно трактую славянскую мифологию - скорее в угоду автору и сюжету,нежели действительно опираясь на нее
__________________________________________________________

«Володенька, любимый, я считаю часы и минуты до твоего возвращения. Иногда мне кажется, что не дождусь, и так хочется взлететь в небо и птицей примчаться к тебе на заре…» Владимир провел рукой по бумаге. Ее маленькие пальчики выводили эти буквы, письмо еще хранило запах ее духов – легкий, едва уловимый, но все же слышный его острому чутью. Анна писала о том, что доктор подтвердил: болезнь отступила. Хотя и не смог сказать, что вызывало эти постоянные приступы удушья и частые сердечные боли. Расспрашивал о старых ранениях, но, видимо, и это ничего не прояснило. «Дядюшка постоянно вспоминает о тебе, до сих пор не веря, что вы помирились. Тоже ждет, когда же ты снова приедешь домой. Я рассказала о твоем решении подать в отставку – и он счастлив. Хотя я тебя не могу понять… Зачем, милый, ведь для Корфов всегда была важна военная служба!» Глупенькая малышка… Неужели она не верит, что отныне стала самой важной частью его жизни? Даже если от проклятья нет избавления, если до конца дней ему оставаться ночным волком, поручик Корф уже никогда не будет искать смерти в кровавой резне лишь для того, чтобы сбросить со своих плеч непосильный груз. У него есть Анна – и только ради ее улыбки стоит жить, ради ее взгляда – бросить все, чем дорожил раньше, ради ее любви – забыть самого себя!... Он отложил письмо и развернулся к окну. Городские улицы бурлили жизнью, краски и звуки сливались в волшебный калейдоскоп, так сильно, разяще отличающийся от тихого деревенского устоя. Во имя этого шума и блеска молодой барон когда-то был готов многое отдать, а нынче с легкостью бросал прежнюю жизнь к ногам своей любимой. Вспомнился их последний разговор. Он уже был в седле, и нетерпеливый конь бил копытом рыхлую после дождя землю. Анна подошла и грустно посмотрела в глаза – заглядывая в саму душу: «Владимир, я не хочу, чтобы ты ехал…» Он только вздохнул: «Я тоже, маленькая моя. Но я очень скоро вернусь – вот увидишь! А пока – говори, чего бы тебе хотелось. Я все, что угодно, привезу в подарок самой красивой девушке на свете!» «Только сам приезжай… Мне другого ничего не надо…» - немного смущенно прозвучал чистый голос, легкий румянец покрыл кожу. Опустив глаза, Анна теребила кружево на манжете. Ничего не надо… А если… Владимир спешился и взял в руки хрупкие плечи: «Как же ничего, Анечка? Разве ты не примешь от меня колечко на свой тонкий пальчик?» Барон взял руку девушки в свою и хотел перецеловать все до одного пальчики своей возлюбленной… Но Аня отпрянула от него, словно котенок, неожиданно испугавшийся голоса своего хозяина. На вопрос Владимира, в чем дело, она прошептала – тихо-тихо, едва слышно: «Не надо кольца…» Первым, что пришло в голову, было страшное: не разлюбила ли его княжна. Но это невозможно – никогда, Владимир был уверен, этого не случится. И даже подобное предположение унизит и оскорбит его любимую. Значит, дело в чем-то другом… «Аня, - его голос звучал уверенно, по крайней мере, он очень старался, чтобы было так. – Почему? Мы любим друг друга, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Ты уже стала ею много лет назад, но и сейчас…» Синие глаза опалили барона своим таинственным огнем, когда девушка взглянула на него: «Я – твоя ЖЕНА, уже давно – и навсегда… И это великое счастье… » На немой вопрос, застывший на устах молодого человека, она просто улыбнулась: «А сейчас я обычная крепостная. И не позволю тебе испортить свою жизнь неравным браком…» Владимир вспыхнул: «Как ты можешь так хотя бы думать, Аня? Вся моя жизнь принадлежит тебе. Только бы ТЫ была рядом! Неужели полагаешь, что я не смогу…» «Ты сможешь! Ты бесстрашен и горяч, ты мой безрассудный волк, который бросает вызов любым трудностям и всегда побеждает!» - она немного помолчала, словно решаясь сделать последний шаг, а потом тихо повторила: «Ты сможешь… Но я ТАК не хочу…» Какой же силы пожар разожгли в душе ее слова: неистовый, словно искра, брошенная в сухое сено, яркий, словно падающая звезда, которая норовит умереть в ослепительном блеске. Владимир ничего не ответил возлюбленной. Зачем лишние споры, да еще и перед отъездом? Он вернется, попросит у отца ее руки, и тогда маленькой упрямице уже не будут лезть в голову столь мрачные и неправильные мысли. Они поженятся… А потом…
- Владимир, рад, что ты еще здесь! – всегда сдержанный Михаил был очень весел. - Я тебя поздравляю! Твое прошение об отставке удовлетворено! – князь торжественно вручил Корфу соответствующие документы, похлопал по плечу. Как никто другой, Мишель знал о ратных подвигах Владимира, о том, сколько еще мог бы он совершить на благо Родины – и человеком, и в волчьем обличье. Но известие об Анне, оказавшейся той самой княжной, принесло только радость за друга, уверенность в том, что двое преданно и давно любящих людей обретут, наконец, покой и долгожданное счастье. Не желая мешать своим неуместным присутствием, Репнин поспешил откланяться, сославшись на дела службы. В сердце неясным чувством защемило сожаление: увы, ему не встретилась такая верная женщина, способная и заплатить смертью за свою ошибку, и вернуть к жизни своей любовью. Ведь это и случилось с безрассудным и ветреным, озлобленным, даже порою жестоким поручиком Корфом: счастье преобразило его до неузнаваемости! Впору было порадоваться за него и хрупкую белокурую прелестницу, навсегда выбросив из головы тот факт, что девушка и в душе князя затронула невидимые струны…

Уже через пару часов Владимир покинул городской особняк. Вокруг цвело и звенело, переливалось всеми красками радуги щедрое лето: усыпанные васильками и ромашками поля чередовались с благоухающими рощицами, под прохладной сенью которых дышать становилось легче, и даже изрядно уставший конь быстрее скакал навстречу родному дому. Молодому человеку не терпелось поскорее увидеть ту, ради которой, пройдя через столько испытаний и горестей, он вновь захотел жить. Ее появление в его судьбе, той далекой, что скрыта сейчас за туманной дымкой веков, было волшебным: прекрасная княжна, облаченная в дорогие одежды, укутанная в сияние золотых украшений и волос, предстала сказочной мечтой – целебной росой на измученное скитаниями и одиночеством сердце воина. И это тысячелетие ровным счетом ничего не изменило: его Анна снова дивным нереальным светом озарила мрачные дни. Как там она? Целую неделю они были порознь, и мысли о девушке не покидали Корфа ни днем, ни ночью – ждет ли, скучает ли, все ли с ней хорошо? Постоянно перебирая в памяти моменты их недолгого счастья, сладкие поцелуи ранним утром, смеющиеся голубые глаза, улыбку, согревающую его всего, привыкшего к холоду кавказских горных хребтов, Владимир не заметил, как неудержимо быстро катится к завершению день, уступая дорогу сумраку вечера, а потом и лунному свету, приближая с каждой минутой его ночной облик. Только когда лучи закатного солнца взметнулись над кронами деревьев, словно прощаясь с разогретой июльскою жарою землей, он осознал, что не успевает, что не сможет доехать до поместья, прежде чем скроется за горизонтом последний ласковый лучик. Пришпорив коня, молодой барон галопом поскакал по лесной дороге: «Анечка, прости меня, своего глупого мужа! Как же я посмел так задержаться? Разве Репнин не мог потом отдать мне эти чертовы бумаги?» В сердцах ругая свою медлительность и уже чувствуя власть ночи, тихо наступавшей вокруг вместе с клубами темно-серых туч, он просил Бога лишь об одном: успеть добраться до маленькой забытой всеми избушки в глуши. «Тетушка, ты сможешь хотя бы пойти к ней, успокоить, сказать, что я уже рядом, что лишь ночь разделяет нас, а лишь только забрезжит рассвет – я прилечу домой быстрее ветра и обниму ее, свою самую родную, самую любимую… А пока ей надо подождать – всего несколько часов, всего лишь… Ах, тетушка, только бы ты была у себя!...»

Поросшая сизым мхом приземистая избушка словно спряталась в зарослях орешника и ольхи. Сычиха напряженно всматривалась в одной ей ведомые дали: когда же приедет долгожданный гость? Увы, задерживается… Но он должен, обязан быть сегодня дома – иначе многое пойдет не так, как предначертали высшие силы, и тогда столько лет плетенное искусное кружево волшебства рассыплется прахом на острых камнях. «Поторопись, Володя, поторопись, прошу тебя…» - шептали побелевшие от времени и невзгод губы женщины, для которой жизнь давно уж сосредоточилась в гордом и смелом сыне ее безвременно умершей сестры. Вдруг издалека, словно вторя взволнованным мыслям, раздался приглушенный топот, и лицо лесной колдуньи – а иначе Сычиху и не величали – прояснилось: «Ну наконец-то!...»
- Володя, сколько можно? Совсем уж заждалась тебя сегодня! Не ровен час – зайдет солнце, а тогда…
Он спрыгнул с лошади, на ходу отбрасывая столь знакомым жестом упавшую на глаза темную челку.
- Тетушка, я совсем опоздал… Когда зайдет солнце, а я … превращусь,… ты сходи к Ане, скажи ей…
- Не понадобится! – слабая улыбка осветила лицо, покрытое тонкой паутинкой морщин. – Ты и сам сможешь всё объяснить своей невесте.
- Нет, послушай… - начал, было, Владимир, но в этот момент, дрогнув надорванной струной на кончиках еловых иголок, растворился в тумане на западе последний луч сегодняшнего дня. Враз всё затихло: смолкли веселые птицы, порывы ветра прервали свой вечный полет и притихли в листве, даже лесные ручьи остановили свои воды, застыв в немом ожидании. Барон прислушался и нервно сглотнул: уж слишком тревожно и необычно стало на душе.
- Владимир, ты забыл, что за день сегодня… - мягко проговорила Сычиха, и в ее глазах промелькнуло… Он не понял, что это было. Может, тайна, много лет скрытая во мраке и позабытая, а сегодня вновь обретенная, увиденная, разгаданная. Может, то была радость – особая радость, подаренная небесами совсем уж отчаявшемуся человеку, а такая ярким сиянием озаряет вечернюю мглу. Наконец, может статься, то была мудрость – многовековая мудрость, хранящая знания сотен поколений, накопленные народами, чей прах уж давно смешался с землей, чья память канула в воды подземных ручьев с тем, чтобы никогда уж не возродиться.
- Что же это, тётя?… - губы несмело зашевелились, словно пробуя на вкус терпкие, как вино, человеческие слова. – Как это возможно?..
- То, что ты до сих пор человек? – женщина засмеялась чуть хрипловато, но этот звук показался Владимиру музыкой в райском саду, ведь ночью звуки летят в мир совсем по-другому, и услышать их человеческим ухом он уже давно считал несбыточной мечтой. Склонив голову, тетушка продолжила:
- Помнишь, когда ты был еще маленьким, а Иван с Верой уехали на воды, чтобы подкрепить ее здоровье, они оставили тебя под моим присмотром?
Владимир согласно кивнул, хотя это уже было лишним: они прекрасно помнили те быстротечные дни, наполненные нехитрыми детскими радостями. Тогда он был счастлив, что ему уделяют много внимания, что мир вокруг ярок и лесная тишь дышит прохладой, и он весело играл у ручья, а рядом сидела его добрая тетушка. Память, заискрившаяся вмиг сотнями воспоминаний, остановилась на одном: «Тетушка, а можно я буду звать тебя мамой?...» «Наступит время – и я буду рада услышать это от тебя, Володенька, но только не сейчас…» «Когда же?» «В тот день, когда оживет одна старая сказка…» «А о чем?» « О брате и сестре, живших много-много лет назад. Об их силе. О том, на что способна настоящая любовь… О чудесах, творящихся волшебной ночью…» «Но тетя, все ночи волшебные… Они сверкают тысячами загадок, каждая из которых – как маленький светлячок – спрятана от людей и ждет своего часа, чтобы взлететь в воздух и пропеть всему миру свою песню…» «Все ночи и впрямь волшебны, Володенька… Но нет равных по силе чар купальской ночи… »
Словно вынырнув из омута воспоминаний, Корф напрягся: волшебная ночь… Ночь в славный праздник Ивана-Купала… Это же… Он вопросительно взглянул на тетю, она лишь кивнула:
- Верно, сегодня купальская ночь… Да и ты достаточно взрослый, чтобы услышать ту самую сказку.
Он усмехнулся:
- А раньше что же – был мал?
- Да… Мальчикам о таком знать не положено. Но слушай…
Владимир помнил, как этот голос, такой необычный и загадочный, рассказывал ему в детстве десятки увлекательных историй. И вот, спустя столько лет, он снова раздался в лесной вечерней тиши, и снова был полон тайны, и эту тайну хотелось узнать, понять, разгадать…
- Тысячи лет назад, Володенька, по крайней мере, так говорит сказание, еще до того, как суетное людское племя заселило землю, миром правили всесильные боги. Первыми из них были Сварог-небо и Мокоша-земля, верная жена его. От них пошли все младшие – дети земли и неба, не уступающие в могуществе своим бессмертным родителям: гром-Перун, свет-Даждьбог, огонь-Хорс. Позднее появились у неба с землей и младшие дети, а среди них сын Купала и дочь Морана… Ее еще Марой звали… Как свет и тень, как зима и лето, как огонь и вода, были они различны… Добро и зло несли они, Купала и Мара… И однажды в жаркую июльскую ночь сестра задумала искусить собственного брата…
- Зачем?..
- От ночи той должен был родиться ребенок невиданной силы. И скинуть власть родителей – Сварога и Мокоши, навсегда ввергнув мир во тьму и хаос. Да только не смогла она – и разгневанный брат навсегда проклял Морану, лишив ее возможности наслаждаться светом дня и солнечным теплом.
- Он убил ее?
- Говорили, что да… А на могиле посадил цветы с желтыми и синими лепестками.
- Иван-да-Марья? – Догадался Владимир, вспомнив, как однажды тетушка со злостью оттянула его, когда пытался нарвать букет из этих необычных полевых цветов.
- Да, они… Но только враки это всё, Володя, не померла Морана, а, от солнечного тепла и света вдали, с Чернобогом злым объединившись, еще сильнее, еще злее стала. И слуги ее, иного божества не ведая, веками поклонялись Моране, принося в жертву черных котят и петухов, губя своими чарами добрые души… И тебя, мой мальчик, они сгубить пытались. Тот волхв, что проклятье наложил, Маре предан был…
Рука барона мимо воли потянулась к стремени, туда, где когда-то хранился резной меч воина-волка. Как же давно это было… А ведь не закончилось… Тихий голос Сычихи продолжал:
- Тогда никто из вас не выиграл битвы – он умер, душу не заполучив, ты погиб, проклятье осталось! В наше время все повторяется сызнова – а в ночь Купалы, сегодняшнюю ночь, чары древнего бога лета и достатка настолько сильны, что я могу их тебе передать. Благо дарит Купала Сварожич – облик твой людской сохраняет на короткие часы своей ночи. Пока цветут в лесу папоротник и разрыв-трава, пока волшебство витает в каждом порыве восточного ветра – ты будешь человеком. И будешь хранить эти поля и лес, свой дом, всех, кто в нем, ибо в эту ночь… и темная Морана становится сильнее. Ее подлые слуги выползают из нор и пещер, из своих домов (а их иногда не отличишь от обычных людей, Володенька!), и насылают они свои чары на чистых душою. А в небесах, покрытых ночными облаками, которые прячут даже бледную пугливую луну, сверкает опасностью зеленое око Мораны, и смотрит на мир, и противостоит добру своего не в меру честного и благородного брата…
Владимир перевел дух: даже после того, что произошло с ним и тысячу лет назад, и в этом времени, рассказ тети казался невероятным. Но все кричало о его правдивости: он был сейчас человеком, его проклятье пережило тысячу лет и вернулось вместе с ним! Значит, и впрямь козни злой богини? Что еще может она предпринять, как навредит ему, все видавшему и пережившему? Страшная мысль пронзила, словно лезвие клинка: Анна. Его жена, единственная любовь, его жизнь! Отберут ее – и он сам отдаст душу в пламя огня Мораны, растворится в своем горе, в слезах – пролитых и застывших вкруг сердца ледяными обручами. Вечерняя мгла наступала со всех сторон – и в ней чудился недобрый зеленый взгляд. Владимир вскочил в седло и успел бросить встревоженной тете лишь одно слово: «Анна!»