Отправлено: 20.03.09 01:16. Заголовок: Рассказы и зарисовки от Скорпи - 2
"Рассказы и зарисовки от Скорпи"
Автор: Скорпион (Пионыч) Иллюстрации: Syaoran@ (Тессен) Жанр: мелодрамы, фентези, мистика - всяко может быть Герои: БН Время: когда как Место: где придется Пейринг: ВовАнна и только ВовАнна Примечание 1: что бы не происходило, будет ВА и хеппи-энд Примечание 2: выкладываю свои короткие произведения по просьбе Блонди
"Попутчица" Рейтинг: PG Жанр: драма/мелодрама/альтернатива/мистика Время: ровно одни сутки в условиях современности Герои: Ольга, Владимир, Анна Пейринг: ВА Сюжет: даже неисправимое можно исправить, если любовь на все времена
ВЕЧЕР Темноволосый мужчина еще раз провел ладонью по шерстке серого кота, мирно лежащего в корзинке, и прикрыл плетеную крышку: - Вот видишь, всё хорошо, а ты так боялся путешествовать. Кот замурлыкал и скрутился в аккуратный клубочек, подобрав лапки и хвостик, его хозяин улыбнулся и тихо-тихо проговорил: - Спи, Лучик, спи мальчик… Сидящая напротив молодая женщина едва ощутимо вздрогнула от этих слов и резко повернулась к окну. Воспоминания – цельные бетонные глыбы воспоминаний – нахлынули враз, подавили своей неподъемной тяжестью и причинили ощутимую каждой клеточкой боль. - Простите, вам нехорошо? – голос попутчика прозвучал участливо, и даже стук железнодорожных реек под колесами поезда, казалось, с сочувствием вторил его вопросу. - Я в порядке. В полном порядке. – Женщина лучезарно улыбнулась. Ей ли привыкать прятаться за фальшью и мишурой? Тем более, сейчас, тем более, когда рядом сидит этот красавец-брюнет с грустными серыми глазами!? Она была привлекательна, даже очень. Выразительные глаза лукаво смотрели из-под густых темных ресниц, белокурые локоны свободно падали на плечи, плавные изгибы роскошного тела привлекали мужские взгляды. Женщина, рожденная разбивать сердца. Женщина, разбившая не одно сердце. Женщина с разбитым сердцем. Но этого о ней не должен был знать никто… Пододвинувшись поближе к компактному купейному столику, она извлекла из дамской сумочки с логотипом Prada пачку сигарет и кивнула в сторону кошачьей корзинки: - Надеюсь, он не против? – тонкая бровь вопросительно изогнулась. - Ну что Вы, Ольга, курите, он от меня и не такого натерпелся. – Уголки мужских губ задрожали, пряча улыбку. – Позволите? Красавица прикурила от протянутой попутчиком зажигалки и с мечтательным видом прикрыла глаза, мурлыкнув совсем по-кошачьи: - Благодарю… Владимир… Он лишь слегка склонил голову. Сама галантность. Впрочем, может ли быть иначе? Никогда и ни за что, если речь идет о таком мужчине, как Владимир Корф. Она так долго искала его – среди сотен и тысяч мужских лиц, так долго ждала, и поэтому не имеет права упустить свой шанс! Не будь она Ольга Калиновская!!! Лукавые глаза томно взглянули на случайного попутчика – так дикая кошка готовится нанести жертве решающий сокрушительный удар. Приближалась ночь. Проводники уже разносили чай и кофе всем желающим выпить горячего перед сном. Небо темнело стремительно и неотвратимо – словно хотело быстрее закрыть свои светящиеся радостью дня окна и не видеть того, что будет происходить дальше...
НОЧЬ Владимир вышел покурить в тамбур – сказывалась выработанная годами привычка не курить в помещениях, да и морозный воздух, со свистом проникающий в открытое окно, позволял немного расслабиться и подумать о будущем, вернее, о том, что будет дальше. Судьба диктует свои правила, и очень часто нет сил назвать будущим ту череду событий и действий, которую человек избирает для себя. Будущее прекрасно и светло, о нем мы мечтаем, в него стремимся. А он уже давно не видел впереди никакого будущего. Ему было почти тридцать. Его отца убили. Впрочем, они с отцом редко ладили. Его невеста вышла замуж за другого. Хотя, положа руку на сердце, Корф признавал, что никогда не любил Лизу по-настоящему – просто детская дружба переросла в юношескую страсть, а привычка подтолкнула сделать предложение. Как бы там ни было, сегодня единственным родным существом оставался серый полосатый кот, найденный когда-то на обочине у проселочной дороги, избитый и голодный. Только этот зверь понимал его. Он был лучиком надежды в его жизни, отсюда и немудреная кличка – Лучик. Правда, был еще кое-кто. Тетка, не весть сколько лет назад уехавшая в Москву. Она звонила крайне редко, как правило, справиться о его жизни, повторяла, что от судьбы не убежишь, шептала, что видела его судьбу и знает: он будет счастлив. Владимир не верил тетке, и, тем не менее, именно к ней ехал сейчас – оставить там своего Лучика. Ведь он собирался на войну, а, следовательно, животное нужно было куда-то определить. Почему бы и не к тетке? Вот и всё, пожалуй. Кот будет пристроен. Даже в надежные руки, если тетя окончательно не свихнулась со своими картами и гадальными хрустальными шарами. Он поедет на войну. По контракту. Впрочем, дело не в деньгах, так проще попасть в огненный круг смерти. Она всегда была его верной боевой подругой, а в один прекрасный день станет женой. В Москве этот контракт и будет подписан. Так что осталось несколько дней ДО. И ровным счетом ничего ПОСЛЕ. Мужчина вздохнул, в сотый, в тысячный раз почувствовав в сердце невыносимую пустоту своей жизни. Он мог бы подумать об этом и в купе, но там было слишком душно, рядом мурлыкал в полудреме верный Лучик, а кот всегда чувствовал, когда хозяина одолевала хандра. Лучик вообще многое чувствовал. Перед поездкой отказывался есть, почти не спал, огромными зелеными глазищами смотрел на Владимира и дрожал, как в лихорадке. Точно знал, куда его повезут и почему там оставят. Бедняга… Рядом с любимцем Корф не хотел думать о смерти. А еще эта попутчица… Ольга… С горящим взглядом, роскошная, кокетливая красотка днем, она стала совершенно другой, стоило легкой дремоте прикоснуться, накрывая ее сознание. Во сне Ольга стонала и металась, сыпала проклятьями на русском и, кажется, польском, за что-то просила прощения, даже плакала, беззвучно рыдала, вцепившись ногтями с дорогим маникюром в постельное белье. Владимир пытался ее разбудить, но ничего не вышло. И он вынужден был выйти, прихватив сигареты. Мужчина прислонился щекой к ледяному стеклу и устало прикрыл глаза, стараясь не заглядывать в то, что будет дальше…
УТРО - Вы так любезны, - Ольга обольстительно улыбнулась из-под ресниц и пригубила импровизированный бокал вина. На самом деле, это было обычное пиво в жестяной банке, но Владимир так элегантно подал его, произнес такой шикарный гусарский тост, что эта самая «Балтика» казалась, по меньшей мере, «Мадам Клико». Мужчина скромно потупился, усмехаясь. Стоило теням ночи раствориться в рассвете, как госпожа Калиновская (надо же, какая благородная фамилия, под стать высокомерной красавице, носящей ее) стала прежней. Томно вздыхала, строила глазки, курила тонкие дамские сигареты и смеялась, прикрываясь изящной ладошкой. Он мог ошибаться в своих выводах, но всё же решил спросить прямо. - Ольга, - серые глаза пристально взглянули на попутчицу. Она ответила не менее красноречивым взглядом. - Владимир?.. - Мне кажется, или Вы имеете на меня определенные виды? - Имею. – Легкий кивок подтвердил ее слова. Что ж, честно и открыто, без обиняков. Тоже заслуживает уважения. - Вынужден разочаровать Вас, но едва ли… подобного рода отношения… меня привлекают. – Корф тщательно подбирал слова, пытаясь вежливо убедить собеседницу, и жалел, что воспитание не позволяет послать навязчивую дамочку ну очень далеко, во всем известном направлении. Вопреки ожиданиям, она только рассмеялась в ответ. А потом вдруг замолчала и спросила: - У Вас есть… жена? - А Вы видите на моем пальце обручальное кольцо? – Владимиру стало даже любопытно, что за игру затеяла красотка с вытравленными белыми волосами. Она же не унималась: - Тогда невеста? Мужчина отрицательно покачал головой. - Любимая девушка, подруга детства, секретарша, воспитанница… отца?.. Ее голос странно дрогнул на последних словах – так срывается, лопаясь от неправильного движения, туго натянутая струна. По спине Корфа пробежал какой-то непонятный холодок, Лучик выглянул из приоткрытой корзинки и смерил зеленым взглядом женщину, притихшую у окна. Потом снова повернулся к хозяину и, что совершенно не свойственно котам, тяжело вздохнул от его ответа. - У меня нет никого. - Никого? – Ольга была удивлена, даже, можно сказать, озадачена. – Нет никого по имени Анна?! Владимир сдвинул плечами. - Нет. А что? Что Вас так удивило? И почему Анна? Мне даже никогда не нравилось это имя! Вот тут, надо отметить, Корф существенно слукавил. Из всех женских имен именно это манило его своей совершенностью и красотой, простой, незатейливой, а в то же время такой на диво сильной гармонией и энергетикой… Словом, «Анна» - было его любимым женским именем. Но здесь и сейчас об этом не хотелось упоминать. Ему показалось на какой-то миг: признайся он – и попутчица придумает, что так ее называла в детстве бабушка, или что по паспорту она вовсе не Ольга, что это просто творческий псевдоним, что она была крещена Анной, что Анной звали ее трагически погибшую обожаемую мать… Да еще неизвестно сколько лживый уловок, чтобы подцепить понравившегося сентиментального мужика! И потом… эта его необъяснимая любовь к имени «Анна» - она была такой личной, такой глубокой. Открой ее – откроешь саму свою душу. А делать этого перед Ольгой Калиновской Владимиру почему-то не хотелось. продолжение следует
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 13.05.09 00:57. Заголовок: Sonya Rey пишет: И ..
Sonya Rey пишет:
цитата:
И почему Ольга - блондинка?
Покрасилась. Ей приходится менять имидж. blondy пишет:
цитата:
Natasha, we need answers
ОК! Here they are. But don't get upset with the story, please! Собственно, я даже не стала ее выкладывать на подарки к 8 Марта, хотя и писала к весеннему конкурсу, - сочла слишком грустной. Но драматический момент оговорен в жанре.
Отправлено: 13.05.09 00:59. Заголовок: ДЕНЬ День обещал быт..
ДЕНЬ День обещал быть долгим. По крайней мере, насколько могут быть долгими короткие зимние дни. Ольга так и эдак прокручивала в голове полученную информацию. Никакой Анны. Вообще. Ни одной. За всю жизнь. Разумеется! Была бы, встретилась бы хоть раз – и он бы не смог забыть ее до последнего вздоха! Женщина опустила голову: до последнего вздоха, с ним по-другому не бывает… Тот, кто любит по-настоящему, кто так же сильно любим взамен, заслуживает счастья… А она? Чего, кого – она заслужила? Весь день попутчики вели непринужденную беседу, Владимир шутил, рассказывал забавные истории, неторопливо попивая отвратительный вагонный кофе, и с честными глазами убеждал Ольгу в правдивости всех этих нелепиц. Кот недоверчиво поглядывал в ее сторону. Эти зеленые глазищи, будто прожигающие насквозь, женщине совсем не нравились. Да и давно забытая аллергия на кошачью шерсть начинала давать о себе знать. Калиновская горько усмехнулась на очередной анекдот, а на самом деле собственной мысли. Вот уж воистину: что русскому хорошо, то немцу, хотя скорее поляку, - смерть. Анна любила котов. Очень. - Ну, вот… Что-то я засиделся… - Владимир потянулся за зажигалкой, хрустнув костями позвоночника. – Пойду, проветрюсь. Оленька, приглянете за моим зверем? - Конечно! – красавица-полячка отсалютовала ему стаканом с крепким чаем. – Можете не беспокоиться, Вольдемар! Мужчина фыркнул еле слышно, такая форма его княжеского имени совершенно не нравилась. Однако же ничего не сказал, молча вышел, прикрыв за собой дверь купе. Ольга осмотрелась в поисках своего Cosmo, припасенного для утомительной поездки. Как непривычно читать женский журнал, путешествуя в компании с таким красавцем! Впрочем, она уже приняла решение. Этот Владимир – ее последний шанс. Она будет с ним столько, сколько понадобится, и достигнет желаемого. Он еще пытается оттолкнуть ее. Глупый… Не знает пока, что хочет того же самого! Да уж… Интуиция – явно не в числе сильных мужских сторон. Глянцевые фотографии быстро надоели, столь чуждая зимнему времени, почти июльская духота изнуряла и раздражала. Кошачья шерсть буквально забивала дыхание. Женщина резко дернула ручку, и дверь с треском открылась. Владимира в проходе не было, в тамбуре – в самом конце вагона – тоже не наблюдалось. Она подошла к окну и отвела потрепанную занавеску. Поезд стоял на какой-то провинциальной облезлой станции, и Ольга почти неосознанно поморщилась. Ей всегда претило убожество и грязь русской глубинки. Вечерело, густые зимние сумерки быстро опускались, поглощая окрестности. У двери вагона толпились пассажиры, проводница, изрядно скучающая, пыталась подавить зевок, проверяя очередной билет. Ольга несколько секунд вглядывалась в толпу, а потом просто рванулась к купе. Решение пришло мгновенно. Одно-единственное возможное. Вот уж действительно он – тот самый последний шанс. Такой неожиданный, больше похожий на… чудо?! Она схватила дремлющего Лучика. - Прости, блохастый, но я же стерва, верно?.. Стараясь держать животное так, чтобы избежать его острых когтей, Калиновская с немалым трудом открыла окно… и выбросила жалобно взвывшего кота на асфальт перрона. Морозный воздух даже не успел попасть внутрь. Шум выпущенного каким-то электровозом пара заглушил все звуки.
*** - Где он? Куда он делся?! – Корф чуть не сорвал дверь, в очередной раз громыхнул нижней полкой, сметая находившиеся там вещи. – Где мой кот?! - Мне правда жаль, Владимир… - полячка была само смирение. – Я вышла… мне нужно было… в… дамскую комнату. Срочно! А пришла – и его уже не было… Оправдания Ольги звучали довольно жалко, он не верил ни единому слову. Вагон казался ему совершенно пустым: среди нескольких десятков людей не было его единственного пушистого друга. Между тем, поезд отправился. Стемнело.
ВЕЧЕР Совсем неожиданно вокруг будто повеяло весной: стойкий запах мяты и ромашки заплясал в воздухе, проникая в купе даже через плотно захлопнутую дверь. Повинуясь непонятному чувству, Корф медленно выглянул и обомлел. В самом прямом смысле этого слова… Хрупкая, как подснежник, тоненькая, маленькая, красавица с небесно-голубыми глазами и золотом волос, заплетенным в небрежную косичку, едва ли не из последних сил тащила по проходу огромный чемодан, в то же время пытаясь поудобнее перехватить рукой пушистого серого кота. Лучик фыркал, недовольно мотал хвостом, урчал и забавно шевелил усами. Но, похоже, покидать рук незнакомки не собирался. - Бедненький… Кто же тебя так, а? - голосок девушки, тихо звучавший в общем шуме скоростного поезда, был таким мягким и нежным, что сердце Владимира оборвалось в тот же миг. Даже если бы вокруг была кромешная тьма, вечная, навсегда, он бы всё равно влюбился. В ее ласковый голос, в ее неторопливые, полные истинной грации движения, в плавный изгиб шеи, в шелк волос, в весенний запах. В то, что можно осязать, чувствовать, ощущать сердцем, а не глазами. Он шагнул навстречу: - Девушка! – чуть ли ни крикнул с высоты своего роста. Красавица вздрогнула и отпрянула, потом несмело взглянула на него. - Ч-что Вам нужно? – голосок совсем дрожал. Это в первый раз девушка реагировала на него подобным образом. Мужчина склонил голову, извиняясь за поспешность и грубость, с которой начиналось их знакомство. Он хотел, чтобы всё было по-другому, совершенно по-другому. - Кот. – Владимир улыбнулся самой очаровательной из своих многочисленных улыбок. – Это… мой кот… Лицо незнакомки преобразилось, лучистые глаза вспыхнули смесью растерянности и гнева: - Почему же Вы не следите за своим животным?! Он, бедняжка, видимо, выпал из окна, совсем испугался, а Вы… Вы… Вы даже не спохватились, не начали искать!... Она умолкла, смущенная и взъерошенная, словно маленькая птичка, рискнувшая высказать все обиды таких же маленьких птичек первому встречному коршуну. Наверняка, Корф и был для нее кем-то подобным. Плевать! К тому моменту он совершенно точно решил: не отпустит ее, не отдаст никому, ни на шаг не отойдет от смелой малышки, так неожиданно повстречавшейся на границе дня и вечера, грусти и отчаянья. Не говоря ни слова, он забрал из ее рук чемодан. - Где ваше купе? - Предпоследнее, - прошептала девушка, совершенно растерянная, и кивнула в неопределенном направлении. - Тогда… пошли? Хорошо? Ее ресницы задрожали, головка склонилась, и первая улыбка, робкая, прозрачная, словно несмелый зимний рассвет, озарила милое личико. Она была не против. - Ну, вот… мы и на месте… - в словах красавицы прибавилось смущения и грусти. Пустое купе, без навязчивых попутчиков, подсказало верное решение, и Владимир плюхнулся на сидение: - Я так устал! Вы же не прогоните меня, добрая прекрасная незнакомка? – его серые глаза лукаво прищурились, прожигая насквозь покрасневшую девушку. - Нет… Что Вы? – она встрепенулась и поспешно отдала ему кота. – А как его зовут? Ее губы, мягко произносящие вопрос, были всем, о чем сейчас думал Корф, потому смысл сказанных слов он уловил не сразу. Пришлось переспросить: - Прошу прощения? - Мне просто… интересно, как зовут… Вашего кота… – в конец смущенная, она буквально выдавила из себя последнее словосочетание. - Лучик. – Мужчина почесал любимца за ушком. – А меня Владимир. А Вас..? - Анна… Он даже не удивился. Только это имя могло быть у его будущей жены. Лучик игриво потерся о хозяйский рукав, словно прося разрешения, и спрыгнул на пол, к ногам своей спасительницы. Девушка наклонилась, провела тонкими пальчиками по мягкой серебристой шерстке. - Он настоящий красавец… - и вздрогнула, чуть не сравнив его в этом с хозяином. Владимир склонил голову, соглашаясь, и грустно протянул: - Ему нужна хозяйка… Анна засмеялась, на сей раз открыто и без прежней неловкости. Как же волшебно она смеялась! - Зачем? Ведь у него же есть Вы. - Я – его хозяин, – объяснил Корф, пытаясь удержать на лице серьезную мину. – А Лучику еще нужна хозяйка. Без хозяйки – никак! Он понимал, что несет дикую чушь, что выглядит и ведет себя крайне глупо, и, тем не менее, каждая секунда, проведенная рядом с Анной, убеждала его в правильности принятого решения. Время, казалось, превратилось в тягучий влажный песок, медленно пересыпающийся в часах. Сердце стучало всё чаще и чаще. Оба сердца стучали. На очередном повороте поезд немного дернуло, от неожиданности девушка потеряла равновесие и свалилась прямо в его объятья. Владимир ждал этого – молил об этом, обращаясь ко всем известным ему высшим силам. Он столько всего хотел сказать ей, нечаянно, негаданно, нежданно обретенной… Но когда Анна оказалась в его руках, все мысли и слова исчезли. Остались лишь ее губы, которые мужчина тут же накрыл своими. Она была неопытной, мягкой и сладкой, пахла полевыми цветами, обнимала его за шею и дрожала всем телом. Сначала она хотела вырваться, но он не отпустил, а потом сдалась и прильнула к Владимиру еще теснее. Совсем близко. Он с трудом оторвался от губ Анны. - Прости, маленькая… – отдышаться было еще труднее. И было непонятно, за что он просит прощения: за поцелуй, за несдержанность или за то, что сейчас должен уйти. Девушка смотрела на него широко распахнутыми глазами, с застывшим в них немым вопросом, и Корфу стало откровенно стыдно. Она же маленькая глупышка, потому и думает, что он уходит навсегда! - У меня там… вещи. Остались. Я сейчас! Он схватил ее за плечи и быстро поцеловал. Глубоко и крепко, словно на прощанье. А сам вернулся через пару минут. Забросил наверх спортивную сумку и пихнул Лучика в корзину: - Посиди-ка тут, дружище! Впереди было еще несколько часов пути – несколько часов, чтобы узнать всё-всё о ней, чтобы она узнала о нем всё, что пожелает. Всё, кроме того, что он ехал, прощаясь с жизнью, - ведь он нашел будущее. И больше не откажется от него – никогда. Стало быть, служба по контракту отменяется!
*** - Анечка, проснись, мы уже приехали… - Владимир ласково поцеловал в висок дремлющую девушку. Она сонно взглянула в окно: - Ну, вот… Полпути проспала у тебя на плече и пропустила самое интересное! У тебя, наверное, от сидения в такой неудобной позе всё тело затекло. Извини… Владимир усмехнулся: неужели она и правда чувствует себя виноватой? Да разве мог он представить большее счастье, чем сидеть, обнимая ее, уснувшую, прижимая к себе, и охранять ее сладкий сон?! Без тени смущения он самодовольно заявил: - Вовсе нет. И вообще, моё тело на многое способно. Скоро узнаешь. Анна вспыхнула и отвела взгляд, что развеселило Корфа еще сильнее. Прежде чем поцеловать маленький носик, он прошептал: - Ты очаровательно краснеешь…
Выйдя из вагона, Владимир еще раз оглянулся. Любопытно, куда делась его попутчица, Ольга? Когда он возвращался в своё купе за вещами, женщины там уже не было…
ЭПИЛОГ Она сидела в маленьком кафе и неторопливо пила крепкий чай. Она любила чай. Впервые за такое долгое время в висках перестал стучать мерзкий старушечий голос: «Будь ты проклята! Проклята! ПРОКЛЯТА!!!» Ольга отчетливо вспомнила то утро, когда Анна, в сопровождении вездесущей Польки, открыла дверь в спальню барона и с ужасом увидела своего возлюбленного в объятьях полячки. Владимир, крепко спящий после попойки и снотворного, даже не подозревал, что в тот момент потерял свою бывшую крепостную. Навсегда. Когда он проснулся, Калиновская, уверенная в правильности собственных методов, пыталась склонить его к браку, взывала к дворянской чести и благородству. Только в его мыслях не было места другим женщинам. И в его сердце. И в его душе. Потом эта история с Лизой… За поисками княжны барон не заметил исчезновения Анны. Знай он, что, мучимая болью и ревностью, девушка убежала из усадьбы, заблудилась в лесу и бродила теперь по нему в поисках выхода, - он бы мир перевернул, но вернул ее. Да только не судьба… Когда тело Анны нашли, он чуть не умер. Прямо там, у ее ног, обледеневших за морозную ночь. В тот миг Ольга поняла, насколько сильна, насколько вечна, насколько бесконечна была его любовь. Поняла и осознала свою вину. Но уже было слишком поздно. Барон Корф похоронил возлюбленную и уехал. Говорили, что на Кавказ. Как бы там ни было, а больше о нем никто ничего не слышал. Для Ольги же время остановилось, замерло вокруг, вместе со словами старухи ведьмы из двугорского леса. Сычихи, кажется… О да! Точно! Сычихи! «БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТА!!!! НА ВСЕ ВРЕМЕНА!!!!» И она была! Видит Бог – проклятье преследовало польскую панну. Сама смерть обходила ее стороной более полтораста лет. И вот, наконец, силы небесные смилостивились. Она повстречала их снова – уже не барона и его бывшую крепостную. Но какая разница? Главное – их. Владимира и Анну. В том, что девушку зовут Анной, Калиновская даже не сомневалась уже тогда, когда увидела ее из окна, протягивающую билет проводнице. Анна всегда любила животных – не смогла и сейчас пройти мимо испуганного серого кота, выпавшего из окна поезда. Ольга довольно прищурилась: она всё верно рассчитала. И всё исправила. На сей раз она не испортила, а именно исправила. Барон или нет, Владимир Корф никогда больше не отпустит свою Анну. - Dziękuję wam bardzo…* - благодарно прошептала она, взглянув в темное небо, и с блаженной улыбкой на губах закрыла глаза.
КОНЕЦ
______________________
* «Спасибо вам большое…» (пол.)
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
The only sad part is that Anna died in past and Korf disappeared on Kavkaz but it's so nice that they got the second chance
Their encounter was so sweet as well as everything that proceeded ...so sweet Пионыч пишет:
цитата:
Он понимал, что несет дикую чушь, что выглядит и ведет себя крайне глупо, и, тем не менее, каждая секунда, проведенная рядом с Анной, убеждала его в правильности принятого решения. Время, казалось, превратилось в тягучий влажный песок, медленно пересыпающийся в часах. Сердце стучало всё чаще и чаще. Оба сердца стучали. На очередном повороте поезд немного дернуло, от неожиданности девушка потеряла равновесие и свалилась прямо в его объятья. Владимир ждал этого – молил об этом, обращаясь ко всем известным ему высшим силам. Он столько всего хотел сказать ей, нечаянно, негаданно, нежданно обретенной… Но когда Анна оказалась в его руках, все мысли и слова исчезли. Остались лишь ее губы, которые мужчина тут же накрыл своими. Она была неопытной, мягкой и сладкой, пахла полевыми цветами, обнимала его за шею и дрожала всем телом. Сначала она хотела вырваться, но он не отпустил, а потом сдалась и прильнула к Владимиру еще теснее. Совсем близко. Он с трудом оторвался от губ Анны. - Прости, маленькая… – отдышаться было еще труднее.
Lovely!! Wondeful!! Пионыч пишет:
цитата:
- Вовсе нет. И вообще, моё тело на многое способно. Скоро узнаешь. Анна вспыхнула и отвела взгляд, что развеселило Корфа еще сильнее. Прежде чем поцеловать маленький носик, он прошептал: - Ты очаровательно краснеешь…
How romantic and sexy this part is... Naughty Korf!!
Отправлено: 14.05.09 03:09. Заголовок: blondy пишет: The o..
blondy пишет:
цитата:
The only sad part is that Anna died in past and Korf disappeared on Kavkaz but it's so nice that they got the second chance
You know, the title of our Spring contest was "Любовь на все времена". So, I'd got this idea. blondy пишет:
цитата:
Naughty Korf!!
Oh, yeah, he surely is - sometimes Vova is really such a bad boy But I guess, Anya likes that part of him, too. Nena? dear, thank you for permanent interest to my writings.
Sonya Rey
*Администратор* PR Specialist
Сообщение: 1234
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
15
А смысл.. Панна выступила в роли Ангела Хранителя любви ВовАнны , что в этой ситуации вызывает у меня симпатию и некоторую жалость к Ольге
Корф - молодец Не стал зря времени терять, что в таких ситуациях - самое верное решение
Пионыч пишет:
цитата:
И вообще, моё тело на многое способно. Скоро узнаешь.
Тут он как-то слишком самоуверен Что ж так девушку сразу пугать, она едва пришла в себя от встречи, столько событий, перемена планов на будущее, а тут тебе еще и такое выдают
Пионыч пишет:
цитата:
Он столько всего хотел сказать ей, нечаянно, негаданно, нежданно обретенной… Но когда Анна оказалась в его руках, все мысли и слова исчезли. Остались лишь ее губы, которые мужчина тут же накрыл своими. Она была неопытной, мягкой и сладкой, пахла полевыми цветами, обнимала его за шею и дрожала всем телом. Сначала она хотела вырваться, но он не отпустил, а потом сдалась и прильнула к Владимиру еще теснее. Совсем близко. Он с трудом оторвался от губ Анны.
Анечка явно находилась под сильным впечатлением, иначе никак не объяснить ее полное приятие возникшей ситуации и то, как просто она отдала себя Владимиру (не в прямом, конечно, смысле слова, но фактически так оно и есть) Судьба
В первой части было грустно представлять Владимира таким: обреченным, простившимся, не верящим... Но вторая часть, словно свежий глоток воздуха: стремительная, необходимая и живительная.
Отправлено: 15.05.09 23:15. Заголовок: Sonya Rey пишет: Па..
Sonya Rey пишет:
цитата:
Панна выступила в роли Ангела Хранителя любви ВовАнны ,
Она убила любовь в прошлом, пришлось реабилитироваться теперь. Ведь по сути, сто с лишком лет мытарствуя от проклятья, Ольга поняла, так сказать, осознала всё и раскаялась. И именно этого она хотела от Владимира - помочь найти его Анну, ведь ВК может любить только ее одну! Sonya Rey пишет:
цитата:
Анечка явно находилась под сильным впечатлением, иначе никак не объяснить ее полное приятие возникшей ситуации и то, как просто она отдала себя Владимиру (не в прямом, конечно, смысле слова, но фактически так оно и есть) Судьба
Судьба! Ну, и плюс ко всему, они были так жестоко разлучены в прошлой жизни, что теперь буквально сразу почувствовали связь, поверили своим сердцам и не побоялись шагнуть навстречу друг другу.
«Музыка любви» Рейтинг: PG-13 Герои: Анна, Владимир, Александр Пейринг: ВА Время: наше Примечание: как и обещала, выкладываю этот рассказ
- Ну и где он? – молодой человек с темными волосами, небрежно, стряхнув пепел в урну, повернулся к собеседнику. – Снова играет в продюсера? Кто на сей раз? Второй брюнет немного повыше ростом пожал плечами: - Вроде, какая-то певичка. И откуда Алекс их только набирает! А что тебе от него надо? - Разговор есть. Серж, принимай смену. Сигарета полетела прямо на тротуар, и несколько искорок вспыхнули в ночной темноте. Писарев только кивнул вслед удаляющемуся товарищу. Для посетителей новый клуб был закрыт до субботнего вечера: персонал еще сновал туда-сюда, проводя последние приготовления, проверяя, все ли в порядке и на своем месте. - Владимир Иванович, босс у себя в персональном покое! – отчеканил бритоголовый охранник, наблюдающий за погруженным в полумрак основным залом. Корф похлопал подчиненного по плечу и, отдав пару-тройку распоряжений, свернул в небольшой проход за барной стойкой. Узкий коридор был освещен всего лишь несколькими не слишком мощными лампочками, потому косые электрические лучи, падая в темноту, не разгоняли ее, а как-то зловеще усугубляли, подчеркивая резкие очертания находящихся вокруг предметов и глухую безысходность стен. Музыка, на полную громкость включенная в основном зале, здесь практически не была слышна – ничто и никто не имеет права отвлекать босса, нарушать его уединение. Именно в его персональный покой и вел этот мрачноватый коридор. Утопающая в помпезной роскоши комната, в которой сейчас, собственно, и находился Романов, вовсе не служила ему рабочим кабинетом. Здесь было нечто наподобие приемной – места, где Алекс принимал, прослушивал и просматривал девушек: молоденьких актрис и моделей, танцовщиц, готовых на всё ради того, чтобы задержаться в столице, во что бы то ни стало, – всевозможных красавиц, не обремененных высокими моральными принципами, а оттого весьма легкодоступных. Владимир слишком хорошо знал эту публику. И знал, для какого рода вечеров и приват-показов отбирает молоденькие смазливые мордашки его бывший друг, а ныне – строгий работодатель, у которого Корф числится вот уже второй год начальником службы охраны. Не то чтобы он осуждал Романова. Не так давно Владимир и сам был не прочь позажигать всю ночь напролет с кем-то из подобных красоток. Благо, материальное положение и беспечная юность позволяли играть в эту ничего не значащую, ни к чему не обязывающую любовь. Но потом всё изменилось. Круто развернувшись, жизнь прокатила его на всей скорости по мокрой грязной дороге. Прокатила больно. До крови разбивая тело на частых ухабах. И лишила всего, что он имел, и всех, кого любил. То ли случайность, то ли насмешливая ухмылка судьбы – и Владимир Корф, гордый независимый красавчик с аристократическими чертами, бархатным обольстительным голосом и славой плейбоя-сердцееда, оказался здесь. Молодой человек замер перед последней дверью в самом конце коридора. Оттуда лились мягкие звуки джаза – Алекс почему-то считал, что эта мелодия по-особенному действует на девушек, – и дурманный аромат ванильных свечей наполнял воздух, проскальзывая в крошечную щелку. Ладонь медленно потянулась к резной бронзовой ручке, Владимир хмыкнул едва слышно и поморщился. Итак, сегодня певичка…Очередная безголосая вертихвостка, норовящая пристроиться в модное заведение с помощью своих женских чар? А, возможно, неопытная дурочка из провинции, с наивным взглядом, широко распахнутыми глазами взирающая на Александра Николаевича, аки на восьмое чудо света и воплощение бога на земле? В принципе, могло быть и то, и другое. Корфу многое довелось повидать в этих стенах. Да только заканчивались такие встречи всегда одинаково: выход из персонального покоя Романова-младшего лежал через постель. Бесшумно выдохнув, Владимир небрежно постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа. - Саш, есть дело. Кое-какие размышления по поводу безопасности во время завтрашнего открытия. Выслушаешь? А то я уже уезжаю. – Он вскинул брови, сверху вниз смотря на хозяина клуба. Холеное лицо Алекса передернулось от злости – он терпеть не мог подобной фамильярности, даже если дело касалось Корфа. Особенно, если это был Корф. - Владимир, нельзя ли в другой раз? Я… несколько занят! – Романов машинально запахнул на груди полы кожаного пиджака и вальяжно раскинулся в мягком кресле, забросив ногу за ногу. Острые лакированные носки его сапог блеснули немного надменно неприкрытой безвкусной помпезностью. Владимир закатил глаза. - Простите, что мешаю, - робко донеслось со стороны, из другого угла комнаты. – Александр Николаевич, вы уже приняли решение? Корф повернулся на нежный голос… Будь он неопытным юнцом или неисправимым романтиком – прямо там упал бы к ногам маленькой хрупкой богини в простеньком сарафане, смущенно сжимающей в руках смятые листы и сумочку. Но его выдержки хватило, чтобы торопливо отвести взгляд и выдавить из себя скупые слова извинений. Пользуясь повисшим молчанием, Александр небрежно махнул ладонью: - Знаете что, Анечка? Приходите-ка завтра утром. - Сюда? – неуверенно поинтересовалась девушка. - В клуб… - молодой человек ослепительно улыбнулся. – Сегодня мы… мило побеседовали, а завтра хотелось бы увидеть… вернее, услышать ваш дивный голос. В интонации мужчины призрачной тенью проскользнули хищные нотки – так матерый волк довольно урчит, загоняя в ловушку ничего не подозревающую добычу. Владимир помимо воли стиснул зубы, отходя к окну. Сейчас бы закурить… Но едва ли Романов будет в восторге. Он не слишком любит, когда грубый табачный дым смешивается с фимиамом дорогих благовоний. Корф не повернулся и тогда, когда, вежливо попрощавшись, прекрасная незнакомка покинула комнату. Но приглушенный стук ее каблучков еще долго мелкой дробью бил по сердцу: «Анна, Анна, Анна…» Ее чистый запах до сих пор витал в воздухе, и никакой приторной ванили не было под силу избавиться от него. Вдыхая воспоминания полной грудью, Корф даже не сразу расслышал слова босса. - Прости, Саш, задумался, - небрежно бросил он на очередное обращение. – Так я вот по какому поводу…
*** Может ли мир померкнуть – провалиться в зияющую страшную бездну, куда никогда, ни за что не проникнуть солнечным лучам? Может! Это Владимир понял в тот самый миг, когда увидел небесного ангела в обители порока и разврата. - Черт! – выругался Корф, припарковываясь у своего подъезда. – Никогда не слыл образчиком морали, а теперь говорю как заправский пуританин! - Значит, она тебя задела! – философски раздался в крошечном наушнике безапелляционный комментарий Сергея Писарева. Владимир тряхнул головой, словно пытаясь скинуть это непонятное наваждение. - Задела? Скажешь тоже! Да я видел ее пару секунд. Мобильный ответил смехом: - Ну да! А потом всю дорогу, вместо того, чтобы в деталях продумать план расстановки охранного персонала во время завтрашнего открытия, ты говорил только о ней! - Неужели? – Корф сам поразился неуверенности в собственном голосе. Но Писарев, хохотнув еще пару раз, не удостоил его ответом, и вскоре отключился, оставив друга один на один с мимолетным образом, так глубоко запавшим в душу за почти неуловимый, кроткий, оборванный чужим присутствием миг случайной встречи. Утро ворвалось внезапно слепящим светом из распахнутого еще ночью окна – начало нового дня капельками осевшего тумана дрожало на ветвях. Молодой человек вскинулся на широкий кровати, судорожно вдыхая свежий прохладный воздух. Сегодня он должен быть в клубе лишь перед открытием, но поедет утром. Бесспорно… Ведь должна придти она…
Отправлено: 15.06.09 20:50. Заголовок: Он появился внезапно..
Он появился внезапно, и отвлекшаяся на утренний кофе охрана едва успела подхватиться, приветствуя начальника. Корф быстрым шагом миновал барную стойку, кивнул официантке принести бокал сухого вина и поспешил к сцене. Там под негромкую музыку Алекс Романов уже при костюме от Armani и со своей фирменной голливудской улыбкой обсуждал что-то важное по мобильнику, прикрикивая на собеседника. Ловить на себе презрительный взгляд Романова совершенно не хотелось, и Владимир притаился в углу у задрапированного окна, скрытый сумраком тени. Вдруг музыка заиграла в другом ритме. Размеренно-плавные, ее звуки потекли полноводной рекой, опутывая и завлекая, маня в сладость незнакомых далей, откуда можно не вернуться, запутавшись в туманных призрачных сетях. И нежный голос зазвучал хрустальным колокольчиком, божественной свирелью, серебристой нитью полутонов полилась песня: Ты уходишь за туманы, Мне рукой махаешь где-то И становишься обманом, Сизо-белым горьким пеплом… Эти слова тоже горчили – такой же золой от перегоревших надежд и несбыточных мечтаний маленькой певицы с грустью в глубине синих зрачков. Девушка, не фальшивя, вела свою партию, смотрела прямо перед собой, устремив взгляд к невидимой публике. Лишь раз, один только раз отвела она глаза, быстрым жестом поправила выбившийся из прически локон, блеснувший чистым золотом в холодных лучах прожектора. Пепел падает на землю, Засыпает всё на свете… И рождается из пепла Снег и ураганный ветер… К припеву нежный голос набрал силы, краски, жизни, соединяясь в крепких объятьях с утонченной мелодией. Этот сумасшедший ветер – Черный ураган весны – Превращает в белый пепел Наши сказочные сны… Корф дернул воротничок рубашки, ведь дышать стало невыносимо, каждый глоток воздуха давался с болью. Эта девушка, сияющая в призрачных лучах посреди тьмы, враз превратилась в целый мир, манящий, ясный, весенний, в целую вселенную, полную звездного струящегося света. А эта песня… Снег скрывает наши лица, Заметает души снег. Всё пылает и кружится, Словно в белоснежном сне…
И опять несется ветер Сквозь туманы за мечтой, Словно сизый горький пепел, Рассыпая образ твой… Эта песня… Он уже слышал ее… Глаза сами прикрылись, и плотно сжатые губы не сдержали глухой стон. Слова идеально ложились на простую мелодию, цепко захватывая в душе тонкие струны. И в памяти всплыли события одного вечера четыре года назад…
Молодой Корф откровенно скучал, вполуха слушая разговоры о делах и пытаясь подавить очередной зевок. Вчерашняя попойка с однокурсниками давала о себе знать, а завтра предстояло сдать важный экзамен. Откровенно говоря, Владимир прошел отличную подготовку, так что не слишком переживал. Не зря же он две недели ухаживал за хорошенькой лаборанткой, соискательницей того самого профессора, который должен был принимать предмет и заранее готовил круг вопросов, с помощью которых можно будет завалить студентов на сдаче. - Как учеба, Володя? – поинтересовался Петр Михайлович Долгорукий, друг и компаньон отца, совладелец фирмы Корфа-старшего. - Идет на красный! – гордо сообщил Иван Иванович, хлопая сына по плечу. – Ты же знаешь, Петя: МГИМО – это серьезное заведение, но ничего, справляется. Он же Корф! - Отец, я умоляю!... Владимир поморщился: в слащавом голосе родителя ему всегда чудилась ложь, сплошное притворство. Процедив что-то о необходимости подготовиться к ГОСам, молодой человек встал из-за стола. Не успел он подойти к выходу, как внимание привлек тонкий голосок певицы, совсем еще девчонки, лет семнадцати, не более. Невысокая, немного угловатая, она выводила последний припев, и в лучистых сияющих глазах отражалось абсолютное счастье. Песня закончилась, и финальные аккорды растворились в аплодисментах. Девушка с улыбкой приняла роскошный букет и подала руку конферансье, спускаясь со сцены. Владимир прищурился и поправил воротник черной шелковой рубашки. Его серые глаза вспыхнули огнем азарта – еще одну маленькую изящную крепость предстояло покорить, заставить пасть перед его неотразимостью. - Позвольте выразить свой восторг, - он церемонно склонился, прикасаясь губами к шелковистой коже, целуя прохладные пальчики. Юная певица смущенно опустила голову, боясь лишний раз взглянуть на привлекательного молодого человека. А он… Он испугался себя – той неожиданной нежности, вовсе не свойственной ему прежде, странного желания прижать к себе эту беззащитную певчую птичку, отгородить от всех бед, от всех возможных, реальных, даже призрачных напастей, и не расставаться с ней никогда – до последнего мига, до последнего вздоха, отпускающего душу. Жалкий трус – от чего он тогда отказался?! Запоздалый стыд раскаленными пыточными щипцами обжег всё внутри, там, слева, где гулко стучит сердце. Владимир сам всё испортил в тот далекий вечер. Угостив красавицу коктейлем, предложил прогуляться. Хмель бил в голову, яростно гонял по венам вскипающую от желания кровь. Стараясь не поддаться излишнему романтизму, Корф бесцеремонно обнял девушку за талию. Всего лишь мгновение назад она еще восторженно щебетала о чем-то, вдыхала пьянящий аромат белых роз, но враз замерла, остановилась и вскинула на парня свои чудесные глаза. И снова дыхание сбилось в груди. Подавив минутную слабость, Владимир усмехнулся немного цинично, одной стороной губ, и наклонился к своей юной спутнице. Она задрожала от прикосновения его пальцев к щеке и залилась краской – даже в темноте ночного парка, освещенного парочкой запыленных фонарей, молодой человек увидел ее смущение. Но немалый опыт в подобных делах подвел в тот раз, сослужив дурную службу. Стремясь побыстрее испить сладость ее дыхания, Владимир прильнул к приоткрытым губкам настойчивым поцелуем – но тут же маленькие ладошки уперлись в плечи, заставляя отстраниться. Разгоряченного Корфа молчаливый отказ красавицы завел еще больше. «Изображаешь недотрогу? – бархатно прошептал он у самого ушка. – Напрасно. Не люблю, когда умопомрачительные создания вроде тебя набивают себе цену…» Следующий поцелуй был напрочь лишен какой-либо скромности. Подхватив девушку и приподняв над землей, он прижал ее спиной к широкому стволу каштана и неторопливо приспустил зубами тонкую бретельку концертного платья. Белые розы – торжественный прекрасный букет – рассыпались по покрытой вечерней росой траве. - Пустите меня, пожалуйста, пустите! – просила красавица, отчаянно пытаясь оттолкнуть окончательно свихнувшегося молодого человека. А Корф пьянел всё сильнее и сильнее – запах ее кожи и волос дурманом заполнял свежий ночной воздух, сладости губ мог позавидовать даже мифический нектар, напиток богов. - Малышка… - хрипло прошептал он, ощущая под рукой обнаженную кожу бедра на границе с кружевом чулка. – Хорошая девочка моя… Последнее слово расколола вспышка боли: хрупкая малышка оказалась не такой уж беззащитной. Именно этот смелый отпор отрезвил Владимира. Он разжал руки, не отрывая взгляда от глаз застывшей девушки. В потемневших, почти черных ее зрачках плескалась бездна разнообразных чувств: страх и гнев, презрение и разочарование, и неверие, и негодование… И только прощения там невозможно было разглядеть… Еще несколько мгновений она стояла, прижавшись спиной к дереву, тяжело и прерывисто дыша, а потом отошла в сторону. Один робкий шаг, за ним – второй, третий – и вот уже девушка, не оглядываясь, побежала прочь по мощеной парковой дорожке, растворилась в ночи. Ему никогда не было так плохо. Он презирал себя, ненавидел. С омерзением вспоминая свой чудовищный поступок, Владимир решил во что бы то ни стало отыскать девушку и на коленях вымолить прощение. Но судьба распорядилась иначе. В бизнесе отца наметились крупные проблемы. А через пару месяцев Ивана Ивановича и вовсе арестовали. Ложное обвинение смогли опровергнуть в суде, но практически сразу после освобождения из-под стражи Корф-старший попал в больницу с инфарктом. Его частенько подшаливающее сердце не вынесло потрясений и остановилось, не отстучав лишь нескольких часов до назначенной операции. После немноголюдных похорон Владимир принял дела фирмы. Увы, не в лучшем состоянии. Чтобы хоть как-то сводить концы с концами, избегая банкротства, пришлось бросить учебу, уйти с последнего курса. Впрочем, и это не помогло. Когда жалкие останки семейного бизнеса ушли с молотка, вмиг повзрослевший, ставший серьезнее и строже, Корф пошел в армию. Два года службы на Кавказе изменили до неузнаваемости высокомерного красавчика с циничной ухмылкой. Он вернулся с войны – как с того света: молчаливым, сдержанным, целеустремленным. По крупицам собирая горстки того, что прежде было его беспечной жизнью, попытался возобновиться в институте, но безуспешно. Тогда-то и замаячил на горизонте бывший однокурсник, сын нефтяного магната Александр Романов. И предложил работу. «Для начала заведуй моей охраной. Ты же, типа, воевал в спецназе? Поработаешь годик-другой, а там посмотрим. – Алекс поднес к губам сжатую в кулак руку и подул на перстень-печатку, сверкающую блеском благородного металла. – Ну что, Корф, по рукам?» Тогда особой альтернативы не было, и ему пришлось согласиться. Кажется, только теперь он понял, зачем жизнь распорядилась именно так…
*** - Весьма недурно… - Романов вальяжно подошел к склонившей голову Анне. - Что за песня? Вроде, раньше на радиоволнах не мелькала. Девушка натянуто улыбнулась: - Она моя, и слова, и музыка.- Голосок зазвучал бодрее. – Я написала еще, когда училась в музыкальной школе, пять лет назад. - Что ж… - Алекс прервался, чтобы проводить взглядом смазливую официантку, - Это хорошо, Анна. Будете петь ее на луне. - Где, простите? – переспросила она взволнованно. Романов ткнул пальцев куда-то вверх, под потолок. - На луне, вон той! Вечером за несколько минут до начала церемонии открытия клуба вас посадят на ажурную металлическую конструкцию в форме полумесяца и поднимут. – Его глаза мечтательно прищурились. – Будете петь, плавно спускаясь. Правда, гениальное креативное решение? Владимир кожей почувствовал ее дрожь, пока еще несильную, едва заметную, но уже охватывающую клеточку за клеточкой в хрупком теле. Зато Романова такие моменты, в общем-то, мало заботили. Отмахнувшись от певицы, что-то намеревающейся ему сказать, Алекс набросил куртку и направился к выходу. Охрана дружно зашагала следом. Девушка безуспешно пыталась застегнуть пуговицы плаща, когда негромкий голос позвал ее из темноты: - Анна! Красавица невольно вздрогнула, встретившись взглядом с высоким молодым мужчиной, и инстинктивно отшагнула от протянутой руки. Он лишь горько улыбнулся: - Я только хотел помочь сойти со сцены, - рука безвольно опустилась, таки не дотянувшись до тонких девичьих пальчиков. – Меня зовут Владимир Корф, я начальник службы охраны Александра Николаевича. И… Возможно, вы не помните, Анна, но мы… - Встречались! – резко перебила его красавица, и снова негодование задрожало в голосе натянутой струной. По всему было видно: от той старой встречи не осталось ничего, кроме боли и страха. Тем сложнее сейчас было всё изменить. Практически невозможно. Владимир глубоко вдохнул спертый воздух помещения с приторным запахом перегорелого ментола. - Вы в праве злиться, Анна. Я признаю, что повел себя как последний негодяй. Но… - слов катастрофически не хватало, а так хотелось прогнать пустоту недоверия из милых глаз! – Я хотел найти вас, всё это время… - Зачем? – удивленно вскинула брови девушка. – Чтобы сказать мне о том, как вам жаль? Послушайте: отпустите меня. Немедленно! Сегодня из ее уст почти те же слова прозвучали уже повелительно брошенным приказом. Корф опешил: - Но я не… Я не держу… - прошептал он вслед удаляющейся девушке. Зачем она здесь? Как попалась в сети, расставленные хитрецом Романовым? Знает ли, на что идет, принимая руку помощи от успешного «продюсера»? Это уже не имело никакого значения. Он не даст в обиду свою Анну, завоюет ее доверие, а потом и сердце. За всё в жизни надо платить, и сейчас ее недоверчивый взгляд, полный немой укоризны, - достойная плата за грехи его юности. Не замеченный почти никем, Владимир покинул ночной клуб.
Анна волновалась как никогда прежде. Едва ли не в сотый раз она окинула взглядом своё отражение. Соблазнительное декольте позволяло любоваться высокой упругой грудью, завышенная талия подчеркивала стройную фигурку, пушистые белокурые локоны рассыпались по обнаженным плечам, а синий шелк наряда поразительно сочетался с синевой глаз. Отчего же эти глаза были так грустны? Телефон на столике у трюмо зазвонил, и красавица встрепенулась, торопливо отвечая: - Да! Да… уже иду… Подобрала длинную юбку, аккуратно переступила через высокий порог. Полутемный коридор показался бесконечным, но когда он закончился, девушке отчаянно захотелось бежать. Хлипкая конструкция повисла всего в нескольких шагах от нее, пугая и отталкивая. Анна в панике замотала головой, когда рослый парень в спецодежде заведения жестом показал ей садиться. - Послушай, детка, - в его скрипучем тоне слышалось раздражение. И Анне пришлось прикусить губку, чтобы не расплакаться. Она попятилась, но спиной уперлась в кого-то, и знакомый голос произнес тихо-тихо: - Успокойтесь, Аня, не надо так дрожать. Она резко повернулась и запрокинула голову, чтобы увидеть лицо говорящего. Он правда изменился за эти годы. Вместо насмешливого галантного красавчика, в которого Анна влюбилась когда-то, едва взглянув со сцены, вместо наглого избалованного мальчишки, не привыкшего к отказам, не знающего слова «нет», который испугал ее так же сильно, как и покорил перед этим, а потом еще долго снился, приходил в жарких, горько-сладких, запретных снах и не позволял ей сбежать, - его ТАКОГО уже не было. Этот мужчина был совсем другой: опасный, роковой, уверенный, немного погрустневший и повзрослевший за прошедшее время. О, от такого Владимира следовало бежать сразу, и еще быстрее, чем от Корфа прежнего. Но Анна не могла сделать ни шагу, только стояла, словно приросла к полу, и тонула в его глазах, пропадала, растворялась… Вдруг слезинка сорвалась с густо накрашенных ресниц и мокрой соленой дорожкой застыла на коже. Девушка не смогла сдержать всхлипа. - Что с тобой? – Владимир ласково прикоснулся, подушечками пальцев стирая влагу. Анна вздрогнула и поникла. - Мне страшно… - Нечего не бойся, - мужчина поднял ее лицо за подбородок и ободряюще улыбнулся. – Я же с тобой… Анна медленно покачала головой. - Я очень боюсь… высоты… Корф нахмурился: - Он знает? Хотя, Романова никогда не волновали такие мелочи. – Он развернул красавицу к свету и легонько сжал плечи. – Послушай: когда тебя начнут поднимать, а потом опускать, не смотри вниз. Просто забудь, что есть это глупое «вниз». Вспоминай о том, что всегда давало тебе силы. Ведь есть что-то, правда, Аня? - Музыка! – сорвалось с ее губ одно лишь слово. А второе удержалось, пока запечатанное тайной. И второе слово было «Любовь». Да! Только это вело ее по извилистым дорогам судьбы - всесильная и величественная, волшебная и прекрасная, музыка любви, живущая в сердце, она и сейчас помогла. Ослепительно улыбаясь в огнях софитов, в сверкающих нитях лазерных лучей, Анна думала только о музыке любви, враз зазвучавшей в глубине души, властно заглушая остальные звуки. А потом она сама запела. И много лет назад рожденные, записанные дрожащим девичьим почерком, слова ее старой песни впервые так дивно легли на музыку сердца… Гром восторженных оваций буквально потряс здание. Анна, всё еще переводя дыхание, пробуя на вкус головокружительный успех, попыталась найти в толпе только что приобретенных поклонников того единственного, кому предназначалась эта мелодия и эти слова. Только вместо него наткнулась на разряженного, словно павлин, пиар-менеджера клуба. - Анна, вы – само совершенство, - заверил ее мужчина слащавым голосом. – Александр Николаевич приглашает вас к себе, чтобы вместе отпраздновать небывалый успех. - Но это не слишком удобно… - попробовала возразить девушка. – Я не хотела бы навязываться. Господин Романов и так слишком много сделал для меня… - Полноте, Анна, право слово! – собеседник замахал руками. – Вот, вам сюда…
*** Где же она? Куда подевалась? Неужели сбежала, так и не удостоив его благосклонным взглядом? Вынужденный на несколько минут покинуть зал по работе, Владимир теперь не находил себе места. Вновь и вновь всматриваясь в пеструю веселящуюся толпу, он безуспешно пытался увидеть ее. Анны не было. Случайно прищуренные глаза Корфа встретились с хищно бегающим взглядом клубного менеджера. Владимир подошел ближе. - Эй, Мишкин! - Шишкин, Владимир Иванович, - тот деловито одернул полы пиджака, - Шиш-кин, неужели так трудно запомнить?! Небрежно махнув рукой, Корф поинтересовался: - Слушай, ты не видел певицы? Той, что… спустилась с неба… Шишкин ухмыльнулся: - А… Наш синеглазый ангел? Что, не терпится взять автограф? Так это не раньше утра. Она же у босса – отрабатывает… От немедленной расправы над негодяем Владимира удержало только одно: Анне, возможно, именно в этот момент нужна его помощь. Корф молнией бросился к заветной комнате, именуемой персональным покоем блестящего Алекса. Дверь оказалась закрытой, а это могло значить только одно… Времени на размышления не было. Молодой человек достал пистолет. Привычно и легко палец лег на курок, предохранитель слабо щелкнул, разрешая стрелять. Глаз нацелился прямо в сердце коварного замка «Cale» - и грянул выстрел. Рывком открыв дверь, Владимир замер на несколько мгновений, потом в два прыжка оказался возле широкого кожаного дивана. Сильный удар сбил Алекса с ног, едва тот успел подняться и прокричать какие-то нелепые обвинения. Судорожно сжимая разорванную ткань платья, заплаканная Анна бросилась к Владимиру, прижалась к его груди, бессвязно шепча слова благодарности, вперемешку с признаниями, показавшимися Корфу сном. Обнимая хрупкую красавицу, он выдохнул в золотистый шелк ее волос: - Тише…Всё хорошо… Ну не плачь! Не плачь, Анечка… Полные слез глаза виновато взглянули на него. - Я не знала… - девушка шмыгнула носиком, губки задрожали, сдерживая новый поток рыданий. – Я не думала, что он… что ему… надо… Владимир прикоснулся ладонью к мокрому от слез личику. - Успокойся. Нам нужно уйти отсюда. Ты… пойдешь со мной? Анна молча кивнула, и тут же сильные руки подхватили ее – так подхватывает ветер лепесток, одиноко кружащий в музыке осеннего рассвета, - и понесли от этого пугающего места, от этого страшного человека, далеко и навсегда.
Корф усадил свою сладкоголосую драгоценность в машину и завел мотор. Анна затихла, справившись, наконец, с постоянно срывающимися всхлипами. Затем всё еще дрожащая ручка отбросила со лба влажную прядь и неловко провела по волосам, шелковым покрывалом падающим на плечи. - Я, должно быть, ужасно выгляжу… - Ты самая прекрасная девушка на свете. – Владимир наклонил голову и сжал пальцами переносицу; в этом жесте проскользнула безысходность. – Аня, Романов – подлец. Но… я ведь не лучше… До сих пор не могу себя простить… - Что ты!? – Девушка прижалась к его плечу. – Да, своей бесцеремонностью ты испугал меня тогда. Но… но я знаю: ты не зашел бы так далеко, Владимир! - Знаешь? – на его красивом лице застыла вымученная улыбка.- Откуда? Анна закрыла глаза и тихо-тихо проговорила: - Ты просто другой… Володя… - Другой… - послушно повторил он, притягивая девушку к себе, и склонился к манящим сладким губкам. Он четыре долгих года мечтал снова поцеловать ее! И в тот миг, когда его маленькая девочка мягко подалась навстречу, отвечая на поцелуй, круг, наконец, замкнулся: дни и ночи бесплотных поисков и ожидания, отчаянье одиночества и хмурые утренние туманы – всё утонуло в мелодии любви, исполняемой двоими, звучащей для двоих.
КОНЕЦ
Sonya Rey
*Администратор* PR Specialist
Сообщение: 1453
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
15
Отправлено: 22.06.09 23:26. Заголовок: Александр тут, конеч..
Александр тут, конечно, порядочная дрянь , но как-то живо представляю его в этом образе И тут он бабник И еще больше представился Шишкин
Пионыч пишет:
цитата:
Ослепительно улыбаясь в огнях софитов, в сверкающих нитях лазерных лучей, Анна думала только о музыке любви, враз зазвучавшей в глубине души, властно заглушая остальные звуки. А потом она сама запела. И много лет назад рожденные, записанные дрожащим девичьим почерком, слова ее старой песни впервые так дивно легли на музыку сердца… Гром восторженных оваций буквально потряс здание.
Все самое лучшее делается в порыве любви Приятно, что Владимир ей снова помог справится со своими страхами
цитата:
Ему никогда не было так плохо. Он презирал себя, ненавидел. С омерзением вспоминая свой чудовищный поступок, Владимир решил во что бы то ни стало отыскать девушку и на коленях вымолить прощение.
Жаль, конечно, что Вова когда-то так поспешил Хорошо еще, что он понял суть и значение своего поступка Анна в нем не ошиблась
Пионыч пишет:
цитата:
Он четыре долгих года мечтал снова поцеловать ее! И в тот миг, когда его маленькая девочка мягко подалась навстречу, отвечая на поцелуй, круг, наконец, замкнулся: дни и ночи бесплотных поисков и ожидания, отчаянье одиночества и хмурые утренние туманы – всё утонуло в мелодии любви, исполняемой двоими, звучащей для двоих.
Как замечательно все закончилось.. или началось Без лишних упреков, выяснений, кто бы прав.
Между прочим, как тебе Сержик, Вовкин друг, товарисч и брат?
О, то, что Сергей здесь друг Владимира мне очень понравилось Да еще такой внимательный. Кому было бы наплевать на того, кто рядом, не заметил бы состояния и не понял бы мыслей своего друга Жаль только, что его мало
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Natasha, dear, thanks for sharing one more beautiful story with us I really liked your idea And Lena's beautiful photos inspired you in an interesting way Sonya Rey пишет:
цитата:
Александр тут, конечно, порядочная дрянь , но как-то живо представляю его в этом образе
Me too!
Your idea of making Romanov bad and Pisarev good was quite a refreshment
Пионыч пишет:
цитата:
Корф дернул воротничок рубашки, ведь дышать стало невыносимо, каждый глоток воздуха давался с болью. Эта девушка, сияющая в призрачных лучах посреди тьмы, враз превратилась в целый мир, манящий, ясный, весенний, в целую вселенную, полную звездного струящегося света. А эта песня…
Vova, Vova You think you can resist Anna's singing ...no way Enchanted as always Пионыч пишет:
цитата:
Последнее слово расколола вспышка боли: хрупкая малышка оказалась не такой уж беззащитной. Именно этот смелый отпор отрезвил Владимира. Он разжал руки, не отрывая взгляда от глаз застывшей девушки. В потемневших, почти черных ее зрачках плескалась бездна разнообразных чувств: страх и гнев, презрение и разочарование, и неверие, и негодование… И только прощения там невозможно было разглядеть…
And he deserved whatever Anna did to defend herself, but I can guess what she did Too bad it took him so long to realize how wrong his approach was I know man can be attracted to a woman so much to lose themselves but still... Who could resist beautiful blonde angel with such voice, but Vova should have been smarter
Thank God everything ended well...or it started Пионыч пишет:
цитата:
- Она моя, и слова, и музыка.- Голосок зазвучал бодрее. – Я написала еще, когда училась в музыкальной школе, пять лет назад.
I immediately assumed who this song was dedicated to
If I understood well Anna fell in love with Vova even before that terrible night ? Пионыч пишет:
цитата:
- Зачем? – удивленно вскинула брови девушка. – Чтобы сказать мне о том, как вам жаль? Послушайте: отпустите меня. Немедленно! Сегодня из ее уст почти те же слова прозвучали уже повелительно брошенным приказом. Корф опешил: - Но я не… Я не держу… - прошептал он вслед удаляющейся девушке.
Poor Anna she was so afraid that she started to defend herself in advance
But they needed this to happen...to meet again.....and each of them needed to say what he/she thinks...this at least made them both feel relieved to a certain extent Phase one finished...now it will all go a bit easier Пионыч пишет:
цитата:
Он не даст в обиду свою Анну, завоюет ее доверие, а потом и сердце. За всё в жизни надо платить, и сейчас ее недоверчивый взгляд, полный немой укоризны, - достойная плата за грехи его юности.
Once again realized how wrong he was and that he deserved such attitude from Anna...but this is a perfect trigger for his further actions Пионыч пишет:
цитата:
Она резко повернулась и запрокинула голову, чтобы увидеть лицо говорящего. Он правда изменился за эти годы. Вместо насмешливого галантного красавчика, в которого Анна влюбилась когда-то, едва взглянув со сцены, вместо наглого избалованного мальчишки, не привыкшего к отказам, не знающего слова «нет», который испугал ее так же сильно, как и покорил перед этим, а потом еще долго снился, приходил в жарких, горько-сладких, запретных снах и не позволял ей сбежать, - его ТАКОГО уже не было. Этот мужчина был совсем другой: опасный, роковой, уверенный, немного погрустневший и повзрослевший за прошедшее время. О, от такого Владимира следовало бежать сразу, и еще быстрее, чем от Корфа прежнего. Но Анна не могла сделать ни шагу, только стояла, словно приросла к полу, и тонула в его глазах, пропадала, растворялась… Вдруг слезинка сорвалась с густо накрашенных ресниц и мокрой соленой дорожкой застыла на коже. Девушка не смогла сдержать всхлипа.
I love how you written this part I can see the two of them in front of my eyes ( ), especially Anna melting in her fear and his eyes at the same time Пионыч пишет:
цитата:
– Послушай: когда тебя начнут поднимать, а потом опускать, не смотри вниз. Просто забудь, что есть это глупое «вниз». Вспоминай о том, что всегда давало тебе силы. Ведь есть что-то, правда, Аня? - Музыка! – сорвалось с ее губ одно лишь слово. А второе удержалось, пока запечатанное тайной. И второе слово было «Любовь».
And I love the way you make parallels with some scenes from BN ....you certainly use them but they are always different in a lovely or funny way
And that part with Shishkin/Mishkin is certainly number 1 you really made me laugh...I could imagine Vova's and Shishkin's faces
Пионыч пишет:
цитата:
Анна молча кивнула, и тут же сильные руки подхватили ее – так подхватывает ветер лепесток, одиноко кружащий в музыке осеннего рассвета, - и понесли от этого пугающего места, от этого страшного человека, далеко и навсегда.
Пионыч пишет:
цитата:
Владимир наклонил голову и сжал пальцами переносицу
Пионыч пишет:
цитата:
- Другой… - послушно повторил он, притягивая девушку к себе, и склонился к манящим сладким губкам. Он четыре долгих года мечтал снова поцеловать ее! И в тот миг, когда его маленькая девочка мягко подалась навстречу, отвечая на поцелуй, круг, наконец, замкнулся: дни и ночи бесплотных поисков и ожидания, отчаянье одиночества и хмурые утренние туманы – всё утонуло в мелодии любви, исполняемой двоими, звучащей для двоих.
This looks like a perfect ending but also a good start of beautiful continuation What does your muse say?
Thank youuu ,Natasha
And not to forget - the wall is amazing Sveta made it!?
Отправлено: 01.07.09 17:13. Заголовок: blondy пишет: And L..
blondy пишет:
цитата:
And Lena's beautiful photos inspired you in an interesting way
Well, one never knows in what way the Muse would react here and there. This time the photos inspired me to write something like that. blondy пишет:
цитата:
Your idea of making Romanov bad and Pisarev good was quite a refreshment
To tell you the truth, "bad" Romanov was the first character, this story appeared from. Later I saw Vova and Anna. blondy пишет:
цитата:
And he deserved whatever Anna did to defend herself, but I can guess what she did Too bad it took him so long to realize how wrong his approach was
Yeah, she DID IT... But what else could she do in that situation? On the other hand I' d say not too bad, but it's a pity it took Vova so much time to correct his mistakes. 'Cos Korf understood that he was wrong almost immediately and made up his mind to find the girl and do anythig to make her forgive. But... but problems with his father, then father's death, the work, the army and so on... And unfortunately it took them long 4 years to meet again. Though you're right: blondy пишет:
цитата:
But they needed this to happen...to meet again.....and each of them needed to say what he/she thinks...this at least made them both feel relieved to a certain extent
That's really so. blondy пишет:
цитата:
And that part with Shishkin/Mishkin is certainly number 1 you really made me laugh...I could imagine Vova's and Shishkin's faces
It's nice to hear that - I am happy you like these parallels just like I do. blondy пишет:
цитата:
And not to forget - the wall is amazing Sveta made it!?
Surely, this one is Sveta's work, and thanks to her for such a beauty. And THANK YOU, Nena, for such a great comment!
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 01.07.09 19:26. Заголовок: blondy пишет: So, w..
blondy пишет:
цитата:
So, when will we see a new story?
Do you want it right now? But I should warn - it's the time of mistics. If yes, I can start posting the story I am writing and posting at STL now. Shall I?
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
BTW, haven't you seen the film 'The Mummy' I adore it, and there is a phrase in the movie - "The death is just the beginning". Well, it suits my story greatly
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 01.07.09 19:50. Заголовок: «Тридцать дней ада» ..
«Тридцать дней ада» Жанр: мистика, альтернатива Рейтинг: PG Герои: Анна, Владимир, ИИ, МА, может, будут и др. Время: 1838 год Место: без изменений Сюжет: Анна, воспитанница барона Корфа, скрашивает будни старика, пока его сын, офицер и красавец, служит на Кавказе Предостережение: слабые нервы могут не выдержать, зарисовка - нечто среднее между драмой и слезовыжималкой
Легкая утренняя тишина прозрачностью и негой накрыла особняк, заиграла первыми солнечными лучиками на поверхности зеркал, закружила ароматом свежих роз, блеснула искрящейся радостью на гранях хрусталя. и вдруг это царство покоя и света прервали негромкие звуки. Музыка… Она поразительно точно вписалась в мир солнечного зимнего утра и дополнила его новой палитрой красочных живых оттенков, разливаясь переливами нот, восторженно повествуя всему вокруг о сокровенном и величественном. Барон Иван Иванович Корф, прищурившись, неторопливым шагом направился в гостиную и замер на пороге, с едва заметной отеческой улыбкой разглядывая девушку, перебирающую тонкими пальчиками черные и белые клавиши рояля. Светло-голубой шелк домашнего платья струился и переливался на свету при каждом плавном движении юной красавицы, полном грации и уверенности в себе, подчеркивая золото волос и бездонную синеву взгляда, прикрытого нынче трепещущими ресничками. Это была Анна, воспитанница барона, хрупким изяществом и дивным голосом покоряющая всех, кто был знаком с нею, милое дитя, бесхитростно, наивно верящее в торжество добра и справедливости, в исцеляющую силу любви… Словно ощутив на себе пристальный взгляд, девушка умолкла и поспешно встала, склонив голову в приветствии. Иван Иванович одобряюще кивнул. - Продолжай, Аннушка, - в глазах старика промелькнула, было, легкая тень грусти и тут же растаяла в глубине зрачков, но не осталась незамеченной. Анна закрыла крышку инструмента и подошла ближе. Быть может, своим ранним пением она прервала сон барина? Девушка почувствовала себя виноватой. Восхищенная, пораженная красотой столицы, она успела забыть, насколько больно ранит, какой тяжелой ношею угнетает душу ее самая страшная тайна – тайна о ее происхождении, в любой момент способная открыться, каждый миг, каждый час, подобно дамоклову мечу, грозящая разоблачением. - Дядюшка, вы так грустны, – ласковый голос, подобный журчанию ручейка, всегда будто был частью этой умиротворенной утренней сияющей тишины, но сейчас прозвучал непривычно тревожно и взволнованно. – Что-то стряслось? Могу ли я помочь вам? Иван Иванович лишь отмахнулся: - Не стоит тревожиться, девочка моя, всего лишь одолела зимняя меланхолия. Ты… - ладонь барона легонько сжала маленькую ручку, - ты спой еще, и непременно что-то веселое, светлое, теплое, как майский день. Спой так, как умеешь только ты. А я пока поработаю в кабинете. С этим старик оставил Анну одну, и она невольно вздрогнула, вспоминая тревоги последних дней. С Иваном Ивановичем действительно что-то происходило: всё чаще и чаще в его взгляде скользила безотчетная тревога и наружу рвалась из души не прикрытая грусть. Так, словно что-то мучило его, тяготило настолько, что глубокие шумные вздохи то и дело срывались губ, лоб хмурился, выдавая беспокойство, а сердце с каждым днем всё чаще и чаще давало о себя знать нарастающей болью. Барон и сам не мог объяснить, что происходит. Улыбаясь немного неловко, он отшучивался и уверял воспитанницу: волноваться не о чем. А еще, торопливо позавтракав и похвалив успехи Анны, закрывался в кабинете, где, весь в делах и неизменно с бокалом излюбленного бренди, коротал день до вечера. И эта щемящая, неведомая боль, эти мрачные предчувствия, полные ночной тьмы, передавались и самой девушке. А еще начались эти странные сны…
Самый первый сон приснился десять дней назад. Он еще не показался страшным или настораживающим, только где-то глубоко в душе нарастающее чувство тревоги всколыхнулось подобно волне и медленно-медленно накатило на сердце. В ту ночь Анне приснилась ее комната, залитая мягким лунным светом, призрачные блики застыли на гранях хрусталя, мерцающие вдали звездочки подмигивали лукаво, заглянув в окно, и отворачивались, продолжая вести свои непринужденные светские беседы с ночными облаками, да вышними ветрами, летящими с севера. Сама же Анна сидела, подобравшись, на кровати, и сон не шел почему-то, хотя она и проснулась утром довольно рано. Мысли сменяли друг дружку - то светлые и теплые, летние, то дрожащие, несмелые, словно осенний лист на почерневшей ветке. Блуждая в этих мыслях, как в дубраве, полной загадок и скрытых тайн, девушка не услышала ни шагов в коридоре, ни звука открывшейся двери. Но затем будто что-то толкнуло, заставляя вернуться в реальность и оглянуться. С порога, насмешливо изогнув бровь, на нее смотрел молодой барон.
Владимир Корф был на редкость непредсказуемым человеком. Мог, скользнув безразличным взглядом, повергнуть в трепет и непонятное томление, мог же посмотреть серьезно и немного строго, но от этой серьезности возникало, словно поднимаясь изнутри, необъяснимое чувство спокойствия. К нему никто не оставался равнодушен, хотя чувства барон мог вызывать самые разные: от зависти и жгучей ненависти до восторга, немого обожания, нежной страсти, тайной или открытой, замершей в уголках улыбки, в теплоте прикосновений, в чарующем единении дыхания. Анна же его боялась. Боялась так сильно, что замирала всякий раз, стоило лишь заметить где-то поблизости высокую мужскую фигуру, темные волосы, небрежно спадающие на лоб, кривую усмешку одной стороной рта, словно говорящую – без слов, на одной ей ведомом языке: «Ты – никто. Обычная крепостная. Пустышка. Стекляшка, возомнившая себя драгоценным ограненным камнем!» О, сколько раз ей приходилось слышать его колкие упреки, его обвинения во лжи, лицемерии, коварстве! Безропотно снося их все, девушка кротко опускала голову, и всё же, вопреки собственному желанию, глаза иногда сами поднимались, бесстрашно ища его взгляд, спрашивая у надменного молодого барина: в чем она виновата!? И тогда… Это было так странно, непонятно, Анна никогда не смогла бы объяснить… Но тогда, погрустнев и нахмурившись, Владимир опускал взгляд, отворачивался, чаще уходил прочь. А если оставался – те же упреки слетали с губ, но он никогда, никогда не смотрел при этом ей в глаза! И вот молодой человек стоял, опершись плечом на дверной косяк, в её комнате. А за окном была ночь, и тишина, окутавшая старый городской особняк, будто застыла в его глазах, в его кривой ухмылке. Девушка испугалась ни на шутку – его присутствия, надменного выражения его лица, этой поглотившей мир тишины. Потому и решилась прервать молчание первой. - Владимир Иванович, - голос немного дрогнул, и оставалось лишь молиться, чтобы это не показалось слишком заметным, - а… что вы здесь делаете? Как можно?! Последние слова, наверное, прозвучали с толикой обвинения, ибо Владимир, выпрямившись, оторвался от опоры и сделал широкий шаг к девичьей кровати под роскошным балдахином. - Как можно… - задумчиво протянул он. Оглянулся, бросив беглый взгляд на закрытую дверь, потом – на дрожащую Анну. – Боишься меня? Напрасно. Девушка заметно расслабилась, но всё же выжидающе смотрела на ночного гостя, не в силах пошевелиться. Барон снисходительно улыбнулся: - Ничего не изменилось. Всё та же комната, и ты – всё та же подделка. Живешь чужой жизнью, пользуешься ею, даже не задумываясь о том, кто ты, что ты на самом деле! Его слова, как и прежде, резанули болью обиды по самому сердцу. Да так сильно, что слезы подступили к горлу, мешая сделать вдох. - Вы несправедливы! – Анна подскочила, кутаясь в теплую шаль от ночной зимней прохлады. – Так захотел ваш батюшка, и в его воле было дать мне всё это, в его воле будет и забрать. Если дядюшка… если господин барон пожелает, я без сожаления… - Полноте, Анна, я сыт по горло этой комедией! - темные глаза Владимира оказались совсем близко, зрачки отдавали какой-то морозной синевой, притаившейся внутри, и это пугало еще сильнее, чем всегда холодный, серый взгляд, столь знакомый крепостной воспитаннице барона Корфа. Меж тем Владимир шумно вдохнул воздух, поморщился отчего-то и продолжил. – Я надеялся, я верил, что за это время отец одумается и укажет тебе твоё настоящее место! Но, увы… Видимо, мне придется самому… В его тоне слышалась неприкрытая угроза. Девушка попятилась к двери, рывком открывая её, пытаясь не показать уже так близко дрожащих слез: - Уходите! Уходите немедленно! Корф сдавленно, беззвучно захохотал, но вышел, не отказав себе в удовольствии бросить на оскорбленную белокурую красавицу уничижающий взгляд, сулящий ей, что спокойной жизни наступил конец. Захлопнув двери, Анна повернула ключ несколько раз, до упора запирая хитрый замок, а потом упала на кровать и разрыдалась, уткнувшись в подушку. Проснулась она поздно. Тяжелый сон измучил, измотал ее, темными тенями остался у глаз, усталостью сковал тело. Подойдя к зеркалу у наполненного теплой водой умывальника, Анна с удивлением обнаружила, что до сих пор щеки влажны от слез, значит, она плакала во сне. Странно и непонятно – девушка пожала плечами, глядя на собственное отражение, - такого с ней прежде не случалось…
Тонкие пальчики задумчиво перебирали клавиши. Черные и белые, черные и белые… Тихой музыкой, еле слышной песней лилась мелодия, выводимая волшебными аккордами, и мысли, воспоминания, ощущения терялись в переплетении семи нот. На следующую ночь сон не повторился, он был совсем другим, но еще больше растревожил душу. В тот день они с Иваном Ивановичем выезжали в театр. Впервые Анне было позволено прикоснуться к волшебному миру кулис, о котором она грезила, не с крепостной сцены, а в самом храме искусства. Восторги сменялись изумлением, она могла бы вечно наблюдать за искусной игрой актеров, за бархатными фалдами занавеса, ниспадающими мягкой темнотой и растворяющимися в тени у стен. Но, несмотря на всё это, поездка очень измотала девушку. Она даже не помнила, как добралась до своей спальной, как скинула платье и улеглась. Сон пришел незаметно и покорил ее, впитался в нее, растворился в ней, как прозрачные дождевые капли растворяются в реке. И уже не видно, где дождь, а где речная гладь, поглотившая его. Так и Анна: не могла уже, не имела силы и возможности разделить навязчивый сон и ночную явь… Вот она подошла к двери. Маленькая ладошка легла на резную ручку, легонько нажимая. Тусклый свет от огня в камине не слишком разгонял царящий в спальной полумрак. Владимир сидел в кресле у огня, задумчиво перелистывая какую-то книгу, хотя, казалось, так и не видел написанного, ведь не то что мелкие, даже заглавные буквы поглощала тьма. - Знаете, Анна, - протянул он, не удостоив хозяйку комнаты даже взглядом, - для меня всегда было любопытным, отчего юных барышень так привлекают любовные романы. Девушка не нашлась с ответом, но отметила между тем, что сегодня он почему-то не обращался к ней презрительным «ты», да и в глазах не было прежнего надменного холода. Впрочем, за это, возможно, следовало поблагодарить камин, у которого расположился молодой барон. Тягостное молчание длилось и длилось, перетекая в неловкость, пока, наконец, Владимир со злостью не захлопнул небольшой томик в кожаном переплете и, едва не столкнувшись с испуганной Анной, буквально выбежал в раскрытую дверь.
Яркими красками горит зимний закат, но слишком быстро гаснет его разноцветное пламя. И вот уже новая темнота морозно, колко, резко словно падает на холодный город. День минул незаметно, в домашних простых хлопотах, в разговорах с Иваном Ивановичем, в негромких плавно-щемящих аккордах. За ужином барон, во всю стараясь не показать привычной в последнее время тревоги, натянуто улыбнулся: - Как там Володя? В последнем письме жалуется на лютые морозы, наверняка, крещенские еще сильнее. - Наверняка, дядюшка, - потупила взор девушка. Молодой Корф уже год служил на Кавказе, и скупые письма не часто радовали старика-отца, с которым у сына были отнюдь не теплые отношения. Анна сама читала эти письма барону, перечитывала раз за разом, и несколько строчек согревали сердце Ивана Ивановича так же, как и заметные успехи воспитанницы в музыке и вокале. Вот и недавно пришлось ей снова по просьбе опекуна достать из секретера изрядно потрепанный конверт с последней весточкой от Владимира. Оттого, должно быть, и приснился он, едкий, как дым по осени, колкий, как изморозь, надменный и неумолимый, словно рок. Вспомнив свои странные сны, девушка поежилась и бросила мимолетный взгляд на высокие напольные часы. Девять. И в теле сказывается непонятная усталость, веки тяжелеют, и сон неровно дышит где-то рядом, уже готовясь захватить в свой тягостный плен. Что-то сулит новая ночь?..
Отправлено: 01.07.09 20:26. Заголовок: So far - very intere..
So far - very interesting Gimme more!
Пионыч пишет:
цитата:
Анна с удивлением обнаружила, что до сих пор щеки влажны от слез, значит, она плакала во сне. Странно и непонятно – девушка пожала плечами, глядя на собственное отражение, - такого с ней прежде не случалось…
Отправлено: 01.07.09 20:37. Заголовок: Тихо крадучись по ст..
Тихо крадучись по ступенькам, неслышно ступая по мягким коврам, мимолетно заглядывая в открытые окна и двери, холодная северная ночь забралась в городской особняк Корфов. Старый барон отправился к себе, кряхтя и жалуясь на усталость, Анна же, пожелав дядюшке доброй ночи, не спешила ложиться, хотя глаза сами слипались, как если бы девушка уже давно жила, толком не высыпаясь по ночам. Она присела в удобное кресло в библиотеке и, не выбирая слишком, открыла первую же попавшуюся под руку книгу. Шекспир… Это оказался он. И вечная, как мир, история о любви и смерти захватила сердце, отодвигая на второй план тревоги и усталость. Всё сильнее и сильнее углубляясь в чтение, Анна жила страдания пылкого Ромео и юной Джульетты, обреченных в своей любви. Торопливо перелистывались страницы, воск медленно оплывал, капая на бронзовые канделябры, слова великого драматурга лились мощным потоком, но потом словно оборвались финальной фразой. - For never was a story of more woe Than this of Juliet and her Romeo*. – едва слышно прошептала девушка, смаргивая слезы, и тут же, совсем рядом, раздались негромкие хлопки. - Bravo, Анна! – молодой барон стоял, опершись на письменный стол, и аплодировал. Когда он склонил голову, словно признавая талант своей собеседницы, Анна смущенно зарделась, но стоило встретиться с Владимиром взглядом – стало понятно: в его глазах с издевкой скользила плохо прикрытая насмешка. - Зачем?! – не выдержала вдруг она. – Почему вы… всегда так? Так… грубо, так.. низко? Неужели для вас нет ничего святого, Владимир Иванович?! Сбивчивая отповедь красавицы немного удивила Корфа. Его взгляд вдруг стал серьезнее, лоб перерезала тревожная складочка. Следуя старинной своей привычке, молодой человек отвернулся и начал, казалось, пристально рассматривать висящую на дальней стене гравюру. Анна, в очередной раз дивясь, как незаметно заснула, наблюдала за ним. Его точеный профиль, наполовину поглощенный сумраком, несколько заострился, сам же Владимир осунулся, и даже в неверном сиянии свечей была видна его неестественная бледность. - Видите ли, - вдруг начал он, - эта книга, которую вы держите в руках, - такая небылица! Сущая небылица, недостойная восхищения. Просто сказка, коими на ночь потчуют таких сентиментальных барышень, - и не более. От этого, возможно, я и был с вами резок нынче, Анна… Барон никогда раньше так не произносил её имя – с надрывом, немного хрипло, немного покаянно. Но менее всего это сейчас заботило девушку. - Вы черствый человек, - упрямо тряхнув головой, возразила она. – Миллионы людей века восторгаются чудесной историей любви, жертвенностью и верностью влюбленных! А вы… вы… вы просто не способны на подобное чувство – вот и стараетесь растоптать, унизить, оскорбить!... От негодования сперло дыхание, и Анна умолкла, гневно глядя на человека из своих самых страшных, самых необычных снов. Тот лишь криво усмехнулся: - Да не в этом дело, - заложил руки за спину и отошел к окну, всматриваясь в безлунную ночь за прозрачностью стекла. – Сказка в том, Анна, что такой любви нет. Нет взаимной нежности, нет надежды на то, что одно твоё прикосновение, один взгляд решит судьбу, и та, которой живешь, которой дышишь, безропотно пойдет за тобой хоть на край света. А если нужно, когда придет срок, ступит за тобою же за его край, и ты скажешь ей: «Нет! Живи, живи ради нашей памяти, ради памяти нашей любви! Живи, родная моя, милая, ты…». Он осекся. Замолчал вмиг и обернулся, его испуганный взгляд встретился с не менее испуганными глазами девушки, враз побледневшей от услышанной сбивчивой тирады. И молчание залегло между ними, словно пропасть, над которою сломан, разобран хлипкой мосток, и нет возможности перешагнуть на тот край. Тишина эта вдруг прервалась топотом в коридоре, дверь скрипнула недобро, впуская заспанную горничную Прасковью. - Барышня, барышня, там барину совсем худо! Степан говорит, сердце, видать, прихватило! Вас он кличет, пойдемте, барышня! Девушка замерла, пытаясь понять, явь ли это или же продолжение сна. Встревоженный голос служанки уверял, что Анна проснулась, и, немного успокоившись, она повернулась к окну, где несколько минут назад стоял Владимир. Повернулась – и обмерла: молодой барон по-прежнему стоял там, тоже не в силах совладать с охватившим его волнением. Яркие лучи от зажженных в коридоре светильников проникали в комнату, разрывая полосками света ночной полумрак, да и свечи в руке Прасковьи озаряли библиотеку гораздо лучше огарка в канделябре у стола. Потому сейчас была так хорошо видна смертельная бледность барона, темные круги под глазами, с едва уловимой залегшей в них синевой, а главное – весь он был словно призрачное марево, хранящие вид некогда блестящего офицера-кавалергарда. Часть стены и угол шкафа, находящиеся за ним, можно было даже рассмотреть через прозрачную бледность щек, через сукно мундира и выглядывающую в расстегнутом вороте покрытую бурыми пятнами рубашку. - Пойдемте же, барышня, - плаксиво позвала горничная. – Там Иван Иванович, совсем плохие… Чувствуя смятение девушки, её ужас, растерянность, боль, Владимир тоже выдохнул: - Иди к нему… - и растаял в ночной темноте.
Анна не спала всю ночь, присматривая за опекуном. Прибывший вскоре доктор подтвердил, что у старого барона едва не случился удар, и только чудом – или же чьими-то настойчивыми молитвами – он остался жив. Иван Иванович заснул, когда уже рассвело, и девушка смогла вернуться в свою комнату. Усталость ломила тело, не подпуская слишком близко мысли о том, что произошло нынче в библиотеке. Небо уже посветлело, и ярко-ледяное зимнее солнце величественно выплывало, окрашивая алыми зарницами облака на востоке и пушистые снежные сугробы на земле. - Как он?! Анна испуганно повернулась на резко прозвучавший в одиночестве её комнаты мужской голос. Владимир возвышался над ней подобно скале, да только не гранитной незыблемостью твердыни, а прозрачной дымкой казалась его высокая фигура. При свете зарождающегося дня он был почти не виден – просто призрак, бестелесный дух, парящий в эфире и бог весть, зачем спустившийся на землю, дабы тревожить мир живых. - Как отец? – настойчиво повторил он, и Анна с трудом выдавила: - Иван Иванович уснул. Доктор говорит, ему уже лучше, а за несколько дней совсем поправится… - но губы хотели произнести совсем другие слова. - Владимир, вы… Вы мне снитесь, ведь правда? Я очень устала, и потому не заметила, как заснула. И потому вижу вас, вижу вас таким… таким… - Страшным? – изогнув бровь, предложил молодой человек. – Или мертвым? Мертвым… Она только сейчас поняла, отчего так пугает эта бледность, отчего синие тени впитались даже в серую бездну его глаз и что за пятна буреют на белоснежной сорочке. Испуганно вскрикнув, девушка пошатнулась и обмякла, отдаваясь накатившей со всех сторон темноте…
Когда Анна пришла в себя, день уже во всю заливал улицы светом, и морозными ледяными искрами сыпал белый иней, и река, под кованой зимней броней, тихо спала на ветрах. Она лежала на полу у комода, руки и ноги затекли от неудобной позы, а пальцы судорожно сжимали шаль. - Вы же понимаете, что я не могу в таком состоянии поднимать на руки лежащих в беспамятстве барышень и укладывать их на кровать! – раздалось совсем близко. Голос Владимира звучал немного раздраженно, но на лице еще видны были следы прежнего волнения, вызванного, вероятно, беспокойством о здоровье отца. - Владимир, - Анне до боли захотелось потянуться к нему, прикоснуться, но тут же она сама обругала себя за подобные мысли. Тихо, медленно, мучительно сердце принимало весть о его смерти. Теперь в этом не осталось сомнений. Более того – она не могла понять, как сразу не рассмотрела этого, не почувствовала, не услышала. Опираясь на резную спинку стула, девушка попыталась встать, охнула сдавленно, ощутив боль в боку, на что барон лишь поспешно отвернулся, хмыкнув: - Вы всегда были неженкой! - Вам же всегда доставляло удовольствие надо мной смеяться, - грустно выдохнула Анна. И вдруг накатило безразличие ко всему вокруг, глаза прикрылись, требуя сна, направившись к кровати, она устало поинтересовалась. – Неужто даже после смерти вы пришли мучить меня, господин барон? Он неспешно повернул голову, ухмыльнулся, искривляя губы. - Не бойтесь, Анна. Вам не долго осталось меня терпеть. И снова исчез.
* «Нет повести печальнее на свете, Чем повесть о Ромео и Джульетте» (англ.)
Отправлено: 01.07.09 20:37. Заголовок: Несколько дней Влади..
Несколько дней Владимир не появлялся, и юной воспитаннице его отца уже начинало казаться, что присутствие молодого барона, встреча с ним – не более чем плод воспаленного воображения. Жизнь меж тем возвращалась в привычное русло, Иван Иванович помаленьку поправлял здоровье, былая тревога уходила из его взгляда, словно тень уходит в час рассвета с благородного лица города. Только Анна не унималась. Грустно и одиноко ходила она по дому, то и дело останавливая взор на портрете Владимира, висящем в гостиной, заглядывая, будто ненароком, в библиотеку, где впервые поняла, что не ночным видением приходит он к ней, а в уютной тишине своей спальной раз за разом просыпалась среди ночи, всматриваясь в темноту, тщетно пытаясь разглядеть полупрозрачный мужской силуэт. Но его всё не было…
- Аннушка, девочка моя, - старик, опершись на поручни кресла, попытался встать, но пережитая болезнь еще не отпускала, цепко удерживаясь подле него. – Помоги-ка подняться. - Конечно, дядюшка, - воспитанница быстрой птичкой вспорхнула с дивана, отложив рукоделье, и захлопотала подле барона. Когда Иван Иванович был уже на ногах, что-то упало на пол, соскользнув. Анна наклонилась и беззвучно ахнула: письмо Владимира, то самое, последнее, десятки раз перечитываемое его отцом и снова взятое сегодня. Девушка подняла послание, понимающе кивнула грустной улыбке опекуна, положила исписанные листы в конверт и незаметно спрятала его в рукав. Когда старший Корф отправился спать, поспешно спустилась вниз, заперла двери в библиотеку. Зачем? Едва ли объяснила бы: похоже, никто в доме, кроме нее самой, не мог видеть погибшего молодого хозяина, даже если бы он появился нынче опять. Да и возможность этого была настолько мала, что девушка лишний раз горестно вздохнула. А потом дрожащие пальцы раскрыли конверт, доставая письмо… Как же больно… Такой знакомый ровный подчерк. Уверенные буквы ложатся на бумагу, не нарушая порядка и правильности строк. Будничные заботы, мелочные просьбы. Ни слова, ни вопроса, ни воспоминания о ней. И всё же сердце так остро щемит… Анна прижала письмо к груди, и дрожащие губы прошептали на грани слуха: - Владимир… - Не надо, прошу вас, - тихо отозвался он. – Не стоит, Анна, не стоит оплакивать то, чего уже не изменить. Девушка сникла, не поворачиваясь, повела плечиком. - Но это… так… больно… - быстрая ладошка смахнула со щеки несдержанную слезу, и красавица решилась посмотреть в глаза стоящему за спиной офицеру. – Как… это произошло? Владимир задумался. Перебирая в памяти последние моменты своей потерянной, оборванной жизни, он будто решал, о чем же можно сказать нежной хрупкой девушке, не знакомой с тяготами походов и ужасами кровавых сражений. Наконец, он покачал головой. - Я служил, Анна. А военная служба всегда сопряжена с определенным риском. Кто-то черствеет душою, чье-то тело получает ранения, кто-то гибнет. В тот раз не посчастливилось мне и моим товарищам. Судьба, Анна, и всего лишь… - И вы… так просто об этом говорите? – она не могла отвести взгляда от него, такого сильного, насмешливого, немного грустного, близкого и далекого одновременно. Будто отвечая ее мыслям, Владимир и сейчас усмехнулся: - А что мне остается? – серые глаза прикрылись, выдавая усталость, и оттого еще сильнее обозначились на лице иссиня-мрачные тени. – Иногда мне кажется, что тела так и не нашли, что оно до сих пор лежит в ущелье, с ножом в сердце, и… Барон замолчал, заметив, как побледнела Анна, покачнулась слегка, но не позволила сдаться на милость предательской слабости. Храбрая, сильная девочка… Он бесшумно скользнул, было, к ней, но красавица гордо вскинула подбородок, показывая всем своим видом, что не боится и не нуждается в поддержке. - Когда… - она старалась не разрыдаться, только не теперь, не здесь, не с ним, - Владимир, когда вы..? - Мне кажется, так давно, словно и не жил я вовсе, - в тихом ответе слышалась горечь. – Даже не сразу понял, что умер. Смотрел на себя откуда-то сверху, и всё пытался разобраться, что же не так. И отчего боль в груди отступила еще быстрей, чем накатила за миг до этого. Мои товарищи сражались наверху, засада застигла нас над горным ущельем. Они сражались храбро, но падали сраженные – все как один… Корф склонил голову, неосознанно массируя пальцами переносицу, и Анне отчаянно захотелось разгладить залегшую на лбу напряженную складку. Она потянулась, но тонкие пальцы прошли сквозь его лицо – так проходит ладошка через дым над костром, когда проводишь плавно и медленно, согревая руку горячим дыханием огня. Молодой человек отпрянул от этого жеста, выдыхая с удивлением: - Анна, что… вы делаете?! Девушка пожала плечами, опуская взгляд . Ах, если бы она сама знала! Чтобы сгладить неловкое молчание, Анна несмело поинтересовалась: - И вы долго там на себя смотрели? - Три дня… - он тряхнул головой, и темные волосы упали на брови, скрывая взгляд. – Разве вы не знаете, Аня? Три дня душа подле тела, затем… путешествует по раю, до дня девятого. Анна оживилась, даже улыбнулась через силу, через грусть. - Вы видели рай? И как там? - Спокойно, тихо, светло… И небо синее-синее, как в детстве, когда смотришь ввысь с поля, золотящегося пшеничными колосьями. Да дни в раю быстротечны, за ними следует новое… хм… путешествие… - Куда? От простодушного вопроса Владимир вздрогнул. - Ад. Затем до сороковин душа путешествует кругами ада. И лишь на сорок первый день высшею справедливостью и Божьим судом решается, что же заслужил новопреставленный: покой или вечные муки. - Значит, вы попадете в рай! – вынесла свой вердикт Анна и тут же пояснила. – Ведь это время вы здесь, дома, и смотреть на адские муки вам не нужно! Владимир, вы непременно попадете в рай! Он ничего не ответил. Но сам прекрасно понимал, отчего, умерший, отторгнутый, позабытый в своей смерти, он оказался рядом с крепостной воспитанницей своего отца. Она была его адом: жгла изнутри, мучительной болью сдавливала сердце, не давала дышать. Её чистый взгляд кромсал его душу на кровавые, болезненные лоскуты. Ее нежный голос, выводящий романсы о любви, был хуже любой самой изощренной пытки. Но и это можно было стерпеть, всё можно было – кроме безразличия и страха, кроме тревоги, трепещущей под ресницами, кроме того, как мгновенно гасла ее лучистая улыбка, стоило молодому барону лишь появиться где-то рядом. Был ли он жив, бестелесным ли призраком маялся в стенах отчего дома – ничего ровным счетом не менялось. И всё же… Владимир был бесконечно благодарен судьбе за такую горькую участь своего первого и последнего настоящего чувства: отвечай ему Анна взаимностью, хрупкая красавица стала бы его раем. И тогда шесть дней они были бы вместе перед вечной разлукой. А так – целый месяц, тридцать дней, тридцать сумрачных зимних ночей он может смотреть на нее, представляя, как прикасается к ее волосам, как поцелуями снимает слезинки с бархатистых щек, как прижимает к груди, бережно обнимает, покаянно просит забыть былые обиды. Аня прочит ему рай… Едва ли. Слишком много грехов тяготят душу. И об одном осталось молиться: чтобы там, в черной бездне вечных мук, у него не забрали это крошечное, словно капелька росы, воспоминание о сегодняшнем вечере, когда любимая девушка, переборов страх, протянула руку к его лицу, захотела, попыталась унять его боль… - Ну разве только вашими молитвами, - весело подмигнул Владимир, тут же напомнив красавице себя прежнего, живого. Часы пробили полночь. Быстро летит отпущенный срок. Уже половина позади. Вспомнилось вдруг первое время, когда, удивленный, немного напуганный всем произошедшим, он ночи напролет сидел у изголовья её постели, храня её сон, тихо, неслышно шепча о своей любви, прикасаясь прозрачными невесомыми пальцами к растрепавшимся во сне шелковистым локонам. Потом он стал ее сном, потом превратился в кошмар. Еще две недели – и он уйдет навсегда. - Вам следует поспать, Анна, - барон отошел в сторону, поворачиваясь к двери. Но девушка неожиданно запротестовала: - Как же вы? Владимир, мне вовсе не хочется, чтобы вы в одиночестве проводили время, отпущенное на прощание. И еще… возможно… я не уверена, но всё же… вы могли бы поговорить и с дядюшкой тоже… - она еле смогла выговорить сбивчивое предложение. - Увы, - вздохнул он в ответ. – Меня можете видеть и слышать только вы. Идите же, Анна. Идите к себе. Отец по-прежнему слаб, ему понадобится ваша помощь. Ведь теперь у него, кроме вас, никого нет…
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 01.07.09 21:29. Заголовок: Пионыч пишет: Good ..
Пионыч пишет:
цитата:
Good suggestion, really proper one, I'd say
Well, your wall, apart from the first chapter, helped me realize that Пионыч пишет:
цитата:
So then you'll have to wait for some time
I hope not so long Пионыч пишет:
цитата:
– Сказка в том, Анна, что такой любви нет. Нет взаимной нежности, нет надежды на то, что одно твоё прикосновение, один взгляд решит судьбу, и та, которой живешь, которой дышишь, безропотно пойдет за тобой хоть на край света. А если нужно, когда придет срок, ступит за тобою же за его край, и ты скажешь ей: «Нет! Живи, живи ради нашей памяти, ради памяти нашей любви! Живи, родная моя, милая, ты…».
Poor Vova! He needs Anna more than ever And I'm sure she will realize that She already started: Пионыч пишет:
цитата:
и Анне отчаянно захотелось разгладить залегшую на лбу напряженную складку. Она потянулась, но тонкие пальцы прошли сквозь его лицо – так проходит ладошка через дым над костром, когда проводишь плавно и медленно, согревая руку горячим дыханием огня.
Пионыч пишет:
цитата:
- Владимир, - Анне до боли захотелось потянуться к нему, прикоснуться, но тут же она сама обругала себя за подобные мысли.
Пионыч пишет:
цитата:
Анна прижала письмо к груди, и дрожащие губы прошептали на грани слуха: - Владимир…
Пионыч пишет:
цитата:
Иногда мне кажется, что тела так и не нашли, что оно до сих пор лежит в ущелье, с ножом в сердце, и…
Oh, so sad!
Пионыч пишет:
цитата:
Но сам прекрасно понимал, отчего, умерший, отторгнутый, позабытый в своей смерти, он оказался рядом с крепостной воспитанницей своего отца. Она была его адом: жгла изнутри, мучительной болью сдавливала сердце, не давала дышать.
As soon as you wrote about 40 days of hell I knew such lines are coming And you wrote it so beautifully Пионыч пишет:
цитата:
Но сам прекрасно понимал, отчего, умерший, отторгнутый, позабытый в своей смерти, он оказался рядом с крепостной воспитанницей своего отца. Она была его адом: жгла изнутри, мучительной болью сдавливала сердце, не давала дышать. Её чистый взгляд кромсал его душу на кровавые, болезненные лоскуты. Ее нежный голос, выводящий романсы о любви, был хуже любой самой изощренной пытки. Но и это можно было стерпеть, всё можно было – кроме безразличия и страха, кроме тревоги, трепещущей под ресницами, кроме того, как мгновенно гасла ее лучистая улыбка, стоило молодому барону лишь появиться где-то рядом. Был ли он жив, бестелесным ли призраком маялся в стенах отчего дома – ничего ровным счетом не менялось. И всё же… Владимир был бесконечно благодарен судьбе за такую горькую участь своего первого и последнего настоящего чувства: отвечай ему Анна взаимностью, хрупкая красавица стала бы его раем. И тогда шесть дней они были бы вместе перед вечной разлукой. А так – целый месяц, тридцать дней, тридцать сумрачных зимних ночей он может смотреть на нее, представляя, как прикасается к ее волосам, как поцелуями снимает слезинки с бархатистых щек, как прижимает к груди, бережно обнимает, покаянно просит забыть былые обиды. Аня прочит ему рай… Едва ли. Слишком много грехов тяготят душу. И об одном осталось молиться: чтобы там, в черной бездне вечных мук, у него не забрали это крошечное, словно капелька росы, воспоминание о сегодняшнем вечере, когда любимая девушка, переборов страх, протянула руку к его лицу, захотела, попыталась унять его боль…
I hope it won't be too late for those 6 days of heaven with Anna because I'm sure she'll realize what she actully feels about him Or it is already too late?
Отправлено: 03.07.09 19:51. Заголовок: Сны без сновидений ч..
Сны без сновидений черны и страшны, как бездна – в них падаешь, летишь на бешеной скорости, и ветер свистит в ушах. Темным водоворотом струится вокруг воздух, увлекая с собой, в эту жуткую мучительную пустоту. Анна вскрикнула и открыла глаза. Уже утро. Зимнее солнце даже тонкой багряной полосой еще не обозначилось на востоке, но утро наступило: неслышно отошла подальше ночная мгла, снег звучно заскрипел под ногами первых редких прохожих. Предрассветной прозрачностью наполнился мир – так комната полнится чарующим и сладким ароматом свежих роз, когда их только-только внесли и поставили на стол в высокой фарфоровой вазе. Девушка судорожно вдохнула свежий воздух и поднялась, уловила в зеркальном отражении свой тревожный взгляд. Владимир… Где он сейчас? Почему не рядом с ней? Ведь слишком рано, ведь еще не пришел срок, есть несколько дней, когда можно будет видеть его, - пусть это совсем немного, но хоть малая горстка обманного счастья, подаренная перед прощаньем. Призрачного и невероятного, и горького, как полынь, счастья слышать его тихий голос, смотреть в насмешливые глаза, поддернутые мутно-сизой пеленой смерти, и вспоминать, как лучистый свет мерцал и переливался в них еще совсем недавно… Холодная вода помогла смыть боль отчаянья. Не дожидаясь горничной, Анна оделась и спустилась вниз. Привычная и знакомая, сейчас просторная гостиная в особняке Корфов казалась особенной, сказочной. Окна комнаты выходили на восток, и только лишь взошедшее январское солнце алыми лучами отсвечивало золотистые шторы, заливая всё вокруг янтарно-оранжевым мягким светом. Смеющиеся блики скользили по полированной поверхности мебели, плясали, подобно огонькам свечей, на зеркалах, на гранях хрусталя и глянцевой поверхности рояля. Помимо воли красавица улыбнулась этому мирному волшебству и провела маленькой ладошкой по крышке инструмента. А потом вдруг… Это было очень тонко – как если бы на струнах скрипки, едва видимых из сумрака зала, родилась божественная музыка – она просто поняла, ощутила кожей, сердцем, душой, что не одна здесь. И верно… Сразу же сзади раздалось приглушенное покашливание, и прежде застывшая тишина обозвалась голосом молодого барона: - Я напугал вас, Анна? - Вовсе нет, - она попыталась придать своему выражению побольше беззаботности, чтобы лишний раз не напоминать молодому человеку о случившемся, и, обернувшись, склонилась в быстром реверансе. – Доброе утро, Владимир Иванович. Он кивнул в ответ: - Доброе, – и тут же нахмурился, - почему вы не спите? Что-то… произошло? - С чего вы взяли? – девушка небрежно пожала плечами, и темная бровь Корфа изогнулась, выдавая насмешку, послушная воле своего хозяина. - Вы никогда не слыли ранней пташкой, мадемуазель. И если сегодня встали ни свет, ни заря, определенно вас что-то беспокоит. Мне бы хотелось узнать, что именно. – С каждым словом его тон становился всё жестче и резче, да и выражение его глаз менялось, сильнее и сильнее перерезала глубокая складка его чело. Анне же хотелось кусать губы от боли! Глупый… Глупый, неужели всё нужно объяснять?! И то, что одна мысль о твоей смерти лишает покоя и сна. И то, что будь ты рядом, когда глаза открылись, убегая от мучившего всю ночь кошмара, можно было бы успокоиться, улыбнуться тебе и снова смежить веки. И грезить о том далеком времени, когда ты был жив, когда был озорным мальчишкой и не тяготился обществом навязанной отцом крепостной названой сестры! - Мне приснился дурной сон. Она отвернулась, всем своим видом давая понять, что не желает вспоминать об этом, и снова почти неосознанно погладила поверхность рояля. - Сыграйте мне, Анна, - Владимир вдруг оказался так близко… Наверняка теплое дыхание могло бы пощекотать девичью шейку, если бы только молодой барин мог дышать по-настоящему. - Хорошо, - девушка послушно присела и подняла крышку, прикасаясь кончиками пальцев к еще спящим клавишам, уголки розовых губ слегка дрожали, выдавая улыбку. – Странно… Вам прежде не нравилось слушать мою игру. - После смерти на многие вещи начинаешь смотреть по-иному, - философски изрек барон и устроился на диване, поправив полу форменного кителя. Анна заиграла. Сначала робко, словно пугаясь слишком высоких, радостных, и слишком низких гортанных нот. Но уверенные умелые руки скоро зажили своей особой жизнью. Они то легкими бабочками порхали над белыми клавишами, то тяжестью судьбы вдавливали черные – и музыка струилась, выливалась за край, звенела и разбивалась, и поднималась, и снова падала, и пела… Сама музыка пела о том, что мнилось невозможным для забредших в тумане лжи душ. Но вот растворился последний аккорд, Анна замерла, вслушиваясь в воцарившуюся тишину. Когда терпения не осталось, она повернулась, ищу взглядом своего единственного слушателя, и облегченно выдохнула. Владимир сидел там же, не отрываясь, смотрел на нее, и призрачные глаза казались сейчас влажно-серыми, будто налитые дождем облака. Он никогда не плакал при жизни, и после нее не мог плакать. Отчего же воспитанница барона Корфа была уверена в этот миг, что на темных ресницах его сына блеснули предательские слезы? - Вы божественно играете, Анна… - склоняя голову, он сейчас не шутил и не насмехался, в скупом жесте, в словах звучала дивная правдивость. – Я видел рай, и даже там не слышал ничего подобного! Помнится, год назад вы великолепно исполняли какой-то романс на балу у Долгоруких, но сегодня… Я могу сравнить вашу игру только с раем. Владимир умолк, отводя взгляд, коря себя за несдержанность, когда хрупкая девушка, сбросив оцепенение, недоверчиво покачала головой. - Нет… - с губ срывался шепот, подобный шелесту листвы. – Вам же никогда не нравилось! Вы либо не слушали вовсе, либо оставались лишь с единственной целью – кольнуть побольнее, унизить, еще и еще напомнить, что я просто крепостная неумеха, возомнившая себя бог весть кем! А я… я в вашем присутствии едва могла, переборов страх, сесть за инструмент. Я так боялась, так боялась вас… Красавица всхлипнула, не отводя глаз от мертвенно-бледного мужского лица, и вздрогнула, когда Владимир глухо выдохнул: - А я… вас… Не отрываясь, не отворачиваясь, не уходя – он смотрел на нее. Как никогда прежде, как на долгожданное солнце, как на далекую звезду – он смотрел на нее. Не нарушая торжество мига словами, не обрывая колкими фразами – он смотрел на нее. Подобно яркой вспышке, осенила догадка, она же тупой болью прошила спину, стремясь к сердцу, обожгла и морозом пробежала по коже. - Вы… любите меня? – но молодой человек молчал. – Это… правда?! В ушах зазвенело, Анна резко отшагнула назад, прячась от его взгляда и от тягостного молчания. Шум за окном подсказал, что новый день уже давно вступил в свои права, но не поднятые шторы еще удерживали в гостиной полумрак. - Аня, - тихий голос барона прозвучал непривычно ласково, будто не его губы произносили привычное имя, но душа. Господи, да так ведь оно и было! Девушка закрыла лицо ладонями, давая, наконец, волю слезам. И сразу же, как по приказу, прозвучавшему свыше, Владимир оказался рядом. - Аня, не плачьте, - мягко попросил он. – Ну же, не надо, не плачь, не плачь, Анечка! Она всхлипнула, неловко утираясь рукавом, вскинула голову, ловя его взгляд, и Владимир потянулся к ней. Жизнь и смерть закружились в вихре танца, теряя четкий контур, обозначенную грань, сливаясь во что-то единое. Его руки, губы словно обрели на миг прежнюю телесность и стремились теперь прикоснуться к девушке. Она затенила взгляд ресницами и замерла в ожидании поцелуя, словно мечты, которой, увы, не суждено сбыться… - А-анечка… - протяжно простонал барон у самого ее лица, красавица испуганно распахнула глаза, и новые слёзы вдруг застили взор. Просто призрак – разве мог он к ней прикоснуться?! Владимир стиснул зубы и кулаки, отступая на шаг, и глухо проговорил: - Не могу видеть твоих слёз. - Прости… - Анна отвернулась к окну. Ее худенькие плечики подрагивали из-за сдавленных рыданий, голова в обрамлении блекло-золотистых локонов совсем поникла, а вся она казалась такой маленькой и трогательной, что Владимир решился. Он не был уверен в правильности своих намерений, но хоть на миг, на этот короткий незабываемый миг желал унять боль любимой. Неслышно подошел к ней, встал за спиной, почувствовал, как притихла плачущая девушка. - Да, ты не ошиблась, Аня, я люблю тебя, всегда любил, моя хорошая, - как же хотелось вдохнуть сейчас запах ее волос. Но вместе с жизнью поручик потерял и эту привычную для людей возможность. Он улыбнулся с легкой грустью. – Знаешь, ведь мало что изменилось теперь. Я так же не могу к тебе прикоснуться, правда, несколько по иной причине, нежели раньше… И всё так же хочу это сделать – до одури, до сумасшествия хочу, Аня! Широкая ладонь скользнула вдоль рукава, так близко, что, чудилось, вот-вот коснется шелковой ткани, - от плечика к изящному сгибу локтя, затем к тонкой кисти – и снова назад, вверх, туда, где отворот кружевного воротничка обнажал нежную кожу. Красавица забыла, как дышать, как говорить – осталось лишь это неисполненное обещание прикосновения Владимира, но и оно было враз безжалостно растоптано чужими шагами.
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 04.07.09 02:47. Заголовок: Пионыч пишет: А пот..
Пионыч пишет:
цитата:
А потом вдруг… Это было очень тонко – как если бы на струнах скрипки, едва видимых из сумрака зала, родилась божественная музыка – она просто поняла, ощутила кожей, сердцем, душой, что не одна здесь.
Пионыч пишет:
цитата:
Он никогда не плакал при жизни, и после нее не мог плакать. Отчего же воспитанница барона Корфа была уверена в этот миг, что на темных ресницах его сына блеснули предательские слезы?
She doesn't have to see him ...she feels him with all her heart and soul So sweet and sad at the same time!
Пионыч пишет:
цитата:
- Вы божественно играете, Анна… - склоняя голову, он сейчас не шутил и не насмехался, в скупом жесте, в словах звучала дивная правдивость. – Я видел рай, и даже там не слышал ничего подобного!
Proud Korf! Now has to deal with consequances He needed to die in order to confess some things ( important things ) to Anna Пионыч пишет:
цитата:
Не отрываясь, не отворачиваясь, не уходя – он смотрел на нее. Как никогда прежде, как на долгожданное солнце, как на далекую звезду – он смотрел на нее. Не нарушая торжество мига словами, не обрывая колкими фразами – он смотрел на нее. Подобно яркой вспышке, осенила догадка, она же тупой болью прошила спину, стремясь к сердцу, обожгла и морозом пробежала по коже. - Вы… любите меня? – но молодой человек молчал. – Это… правда?!
Oh, dear!! When I remember this scene from BN Пионыч пишет:
цитата:
Она всхлипнула, неловко утираясь рукавом, вскинула голову, ловя его взгляд, и Владимир потянулся к ней. Жизнь и смерть закружились в вихре танца, теряя четкий контур, обозначенную грань, сливаясь во что-то единое. Его руки, губы словно обрели на миг прежнюю телесность и стремились теперь прикоснуться к девушке. Она затенила взгляд ресницами и замерла в ожидании поцелуя, словно мечты, которой, увы, не суждено сбыться…
Why are you torturing them so much? Пионыч пишет:
цитата:
- Да, ты не ошиблась, Аня, я люблю тебя, всегда любил, моя хорошая, - как же хотелось вдохнуть сейчас запах ее волос. Но вместе с жизнью поручик потерял и эту привычную для людей возможность. Он улыбнулся с легкой грустью. – Знаешь, ведь мало что изменилось теперь. Я так же не могу к тебе прикоснуться, правда, несколько по иной причине, нежели раньше… И всё так же хочу это сделать – до одури, до сумасшествия хочу, Аня!
If only he did this long before
Natasha, you wrote it all so beautifully, but don't torture them so much and us too ...Give us a bright chapter? A hope?
Отправлено: 05.07.09 13:54. Заголовок: В гостиную вошла зас..
В гостиную вошла заспанная горничная, с удивлением воззрилась на барышню, и той не оставалось ничего, как велеть передать барону, что ей дурно спалось, и поспешно удалиться в свою комнату. Уже там она присела на краешек смятой ночью кровати. Слёзы необъяснимым образом высохли, оставив только соленую горечь на щеках да пустошь в душе. - Лучше бы я смолчал… Владимир уже сидел рядом, нервно сцепив в замок пальцы. Анна подняла на него сухие блестящие глаза. - Лучше? – она отрешенно замотала головой. – Нет, не говори так, и не думай, я имела право знать это, слышишь? Я должна была узнать об этом раньше, раньше… Слова оборвались – так рвется от напряжения слишком сильно натянутая тугая тетива. Девушка протянула руку, как перед этим Владимир, осторожно, не прикасаясь, очертила ладонью висок, линию скул и подбородок. - Ах Володенька… За что же нам… всё это? Почему… почему так жестоко… Володя? Из сбивчивого шепота, из несвязных фраз молодой барон понял лишь одно: сладко терзавшее его чувство к крепостной воспитаннице отца взаимно. - Анечка, жизнь моя! – выдохнул он радостно – и вдруг осознал всю абсурдность, всю безысходность своего пылкого возгласа. Да и красавица, сидящая рядом, осознала ее в полной мере. На ресничках снова блеснули крошечные капельки, и с тихим стоном Анна упала в мужские объятья. - Владимир! Мужчина протянул руки, но не смог её удержать. Пролетев сквозь него, девушка упала ничком на постель и зашлась в рыданиях. Она уже не видела, не замечала, как мучительно сошлись на переносице темные брови, как, опустившись у её ног, Владимир стал на колени и склонился к её волосам. Она уже не слышала ни его нежных признаний, ни покаянных речей, ни мольбы о прощении. В ее мире сейчас не было ничего, кроме слёз…
*** Анна зябко вздрогнула и обняла себя за плечи. Морозный воздух проходил через тело, но был не в силах унять воспаленное сознание. Крошечные слезинки замерзали, превращаясь в соленый лед, так и не успевая скатиться по бледным щекам. Молодой человек замер рядом. - Анна, отойди от окна, - в его низком голосе чувствовалась тревога. Так непривычно, так странно… Девушка медленно покачала головой. - Когда холодно, в сердце не так громко стонет боль... - Но ты же заболеешь! Владимир в сердцах захлопнул оконные створки, деревянная рама, с треском закрывшись, задребезжала мелким звоном стекла, и этот звук разнесся по мирно отдыхающему вечернему дому. Испуганно всполошились слуги в людской, горничная, прибиравшаяся в кабинете Ивана Ивановича, едва не обронила графин с его излюбленным бренди, даже сам барон, неторопливо спускавшийся по лестнице, свел брови и взволнованно огляделся. Только Анна осталась на месте, казалось, совершенно спокойная и невозмутимая. Что звон так и не разбившегося стекла, когда сердце уже превратилось в груду кровавых острых осколков от понимания того, что любимый мертв, и лишь в смерти своей духом бестелесным успел открыть чувства, да и дух этот скоро растворится, навеки покидая отчий дом. Уходя от неё… - Это несправедливо! – красавица удрученно отвернулась, отбрасывая от лица белокурые пряди. – Почему ты можешь прикасаться ко всему в доме, но только не ко мне? Почему, Володя? Он не знал ответа. Глубокий вдох, шумный выдох – мертвым не нужен воздух, и всё же по привычке Корф пытался успокоиться, выравнивая дыхание. В этот миг в дверном проеме показался старый барон. Тяжело опираясь на трость, Иван Иванович тепло посмотрел на воспитанницу. - Что-то стряслось, Аннушка? Ты совсем бледная, девочка, уже который день схожа с тенью. Может, послать за доктором? Выдавила из себя натянутую улыбку: - Ну что вы, дядюшка… - ресницы прикрыли грустный взгляд. – Просто зима, снег на дворе так медленно кружится, навевает горькие думы… И не спится по ночам – оттого, возможно, немного устала. - Ой, темнишь, Аннушка, - серые глаза опекуна лукаво прищурились. – Уж не влюбилась ли? Скажи: аль украл кто твое неискушенное сердечко? Помимо воли девичьи щечки залил нежный румянец. Представилось вдруг, что Владимир – живой, невредимый – сейчас шагнет навстречу отцу, поприветствует обрадованного родителя быстрым кивком головы и скажет: «Имею честь просить руки Анны, вашей воспитанницы, - скажет своим неповторимым бархатным голосом, обернется и возьмет её дрожащую ладошку в свою, и добавит чуть тише, - отец, Анна уже ответила согласием на моё предложение. И отныне в вашей власти разрешить наше обоюдное счастье». Да вот не бывать этому – никогда! Черной пропастью разверзлась впереди будущность, и в глубине её мраком клубится это жестокое – никогда! - Чего молчишь? – ласково усмехнулся Иван Иванович, наблюдая за красавицей. – Значит, прав я, девочка? Ну что же, во имя всего святого, она могла ответить?! Подтвердить предположение дядюшки? В таком случае не избежать любопытных вопросов об избраннике, а он, хоть и стоит рядом, всё равно навечно потерян. Тогда… солгать? Нет уж, довольно лжи! Она упорно и давно запрещала себе даже думать о молодом барине, убеждала себя, что боится его, что холодно-серый взгляд стальных очей ей безразличен. И что же? Ценой его жизни поняла непреложную истину своего сердца: она любит его, гордого и упрямого, всегда любила, только самой себе страшилась доселе в этом признаться. От досадной необходимости отвечать на поставленный вопрос Анну избавил неожиданный гость. Как был – в заснеженном тулупе с поднятым воротом, в высокой шапке из овчины – нарочный привез барину письмо. - Странное дело, - пожал плечами Иван Иванович, озадаченно разглядывая конверт без подписи. Молодые люди испуганно переглянулись. - Это оно… Анна скорее угадала, нежели услышала, что прошептали бледные губы Владимира. Она робко придвинулась к нему поближе. - Думаешь… - Да! – теперь его голос звучал с такой уверенностью, как будто бы он сам находился сейчас рядом с отцом, пробегая глазами по выведенным строкам. – Моё тело нашли, и о гибели извещают семью. Аня, поддержи его, он ведь… еще не оправился после болезни. Он… Впервые девушка слышала, чтобы с такой неприкрытой искренней заботой Владимир Корф говорил об отце, с таким волнением пекся о его здоровье. Словно разгадав мысли возлюбленной, поручик улыбнулся: - Наверное, стоило умереть, чтобы понять, как отец мне дорог. – И тут же лоб прорезала недовольная складочка. – Ну же, Аня, иди к нему! Вопреки ожиданиям детей, старый барон, однако, не выглядел огорченным или подавленным. Скорее уж удивление с толикой беспокойства скользнуло во взгляде. - Собирайся, Анечка, - он оперся на резную спинку стула, небрежно махнув письмом. – Утром мы возвращаемся в поместье. Дела требуют моего личного присутствия. - В поместье? – девушка не смогла скрыть испуг. – Но… зачем? Старик снисходительно улыбнулся. - Нечего забивать хозяйственными делами эту хорошенькую головку. Всё равно будущей приме Императорских театров не пригодятся сии знания. Анне пришлось очень сильно постараться, чтобы не горчили привкусом подоспевших слез произнесенные слова. - Если неважно, не могла бы я… остаться в Петербурге? – синие глаза глядели с мольбой, и только слепцу не стало бы рассмотреть плескавшегося в них отчаянья. Розовые губки дрожали. – Пожалуйста… дядюшка… - Полноте, Аня, - прежде ласковый, голос опекуна звучал теперь строже, более властно. – Это не последний твой визит в столицу, еще не раз увидишь и дворцы, и парки, и набережную в гранитном плену. А следующей осенью начнем выезжать в свет. Тогда, глядишь, и Володя уже вернется домой… Старик вздохнул и вышел, не заметив, как по лицу юной красавицы потекли беспомощные слёзы. - Придется ехать, - бесстрастно проговорил Владимир и отвернулся к окну, скрестив руки на груди. Анна метнула к нему, всматриваясь в глаза, почти прозрачные за серо-голубой дымкой. - Я не могу! – она вдруг ощутила, как болезненно не хватает воздуха в груди. – Ты скоро уйдешь, я не брошу тебя в последние дни! Я не хочу, любимый мой… Она смущено потупилась, а когда подняла заплаканные глаза, мутный прежде взгляд Владимира был ясен, как когда-то, и словно горел из-под темных густых ресниц. Он уже успел прежде догадаться об ответном чувстве, но только что Анна впервые призналась ему вслух. Сказала о своей любви – сама! Это ли не чудо, ждать которого уже отчаялось его мертвое сердце?! - Я тоже не хочу расставаться, - прозрачные пальцы будто коснулись золотистых волос, почти провели по влажной от слез щечке, по соблазнительным губам, должно быть, сладким и пьянящим на вкус. – Но ради этих твоих слов… Поверь, любовь моя: смерть не такая уж и высокая цена за возможность услышать их…
Царапка
постоянный участник
Сообщение: 202
Зарегистрирован: 30.06.08
Откуда: Санкт-Петербург
Репутация:
7
- Ах Володенька… За что же нам… всё это? Почему… почему так жестоко… Володя? Из сбивчивого шепота, из несвязных фраз молодой барон понял лишь одно: сладко терзавшее его чувство к крепостной воспитаннице отца взаимно.
How could he doubt it Пионыч пишет:
цитата:
- Это несправедливо! – красавица удрученно отвернулась, отбрасывая от лица белокурые пряди. – Почему ты можешь прикасаться ко всему в доме, но только не ко мне? Почему, Володя?
Indeed not fair!!!
Пионыч пишет:
цитата:
- Я не могу! – она вдруг ощутила, как болезненно не хватает воздуха в груди. – Ты скоро уйдешь, я не брошу тебя в последние дни! Я не хочу, любимый мой… Она смущено потупилась, а когда подняла заплаканные глаза, мутный прежде взгляд Владимира был ясен, как когда-то, и словно горел из-под темных густых ресниц. Он уже успел прежде догадаться об ответном чувстве, но только что Анна впервые призналась ему вслух. Сказала о своей любви – сама! Это ли не чудо, ждать которого уже отчаялось его мертвое сердце?!
Anna said it spontaneously but for Vova to hear such words it was indeed a miracle
But Natasha, it's not fair!!! Now I understand why Anna was chosen to be Vova's hell It hurts him like hell not being able to touch her, feel her, kiss her....and our poor Anna also feels desperate....
Пионыч пишет:
цитата:
– Но ради этих твоих слов… Поверь, любовь моя: смерть не такая уж и высокая цена за возможность услышать их…
Пионыч пишет:
цитата:
Надежда умирает последней
I know you're up to something....
But when will all this torture end? What's with the letter? And why Vova's body was never found?? That must be important for the outcome I guess his spirit will be present as long as his body is lost...right?
Отправлено: 06.07.09 02:38. Заголовок: blondy пишет: I gue..
blondy пишет:
цитата:
I guess his spirit will be present as long as his body is lost...right?
Well... Actually, not. But anyway, this detail is really important, especially in future. blondy пишет:
цитата:
I know you're up to something....
Yeah, I am. And I always am. blondy пишет:
цитата:
What's with the letter? And why Vova's body was never found??
Let's say: there won't be any explanations in the text itself, but I'll make the things clear after posting the last chapter, OK? (And I've got only 2 chapters left, so it's almost the end )
Отправлено: 06.07.09 22:03. Заголовок: Вся дорога домой каз..
Вся дорога домой казалась нестерпимо долгой и мучительной пыткой. Впервые не радовал мерный перестук колес, прежде навевающий приятную дрему, впервые заснеженные поля, торжественным белым ковром раскинутые по обе стороны тракта, пугали, казались холодным и безучастным могильным саваном. Сжавшись в комочек у окна, Анна не слышала негромкие рассуждения барона о делах поместья, даже не пыталась изобразить на лице подобие вежливой улыбки. Странное безразличие овладело девушкой, и всё сильнее, всё дальше затягивало в свои сети. Память немилосердно нашептывала на ухо, что там, позади, в пустом доме, один на один со своей смертью остался ОН. Единственный – ни кого другого не желало более знать упрямое сердечко. Прежде не понятый, не услышанный, далекий и чужой, будто незнакомец, – сейчас он самый родной, близкий, нужный человек! И он навсегда остался там – где-то позади, куда не войти во второй раз, не вернуться. Владимир… Володя… Барон Владимир Иванович Корф… Воспоминания жгли душу, истязали, выматывали, но Анна упрямо возвращалась к тем недолгим мгновениям, проведенным с ним, и к его заблудшей душе, потерянной между раем и адом, тянулась, рыдая, душа его возлюбленной. - Приехали, барин! – пробасил вдруг Прохор, останавливая лошадей. Послышался шум и возня, дворовые подходили встретить хозяина. Анна вздрогнула от резкого звука постороннего голоса и быстро выскользнула из кареты, опершись на руку опекуна. Иван Иванович бросил быстрый взгляд на девушку и обеспокоено покачал головой: - Ну вот, совсем бледненькая, - его лицо озарила теплая отеческая улыбка. – Устала, Аннушка? Нынче же ступай к себе, отдохни хорошенько. Она послушно кивнула, и вдруг словно что-то толкнулось в груди, заставляя бешено застучать сердце. - Дядюшка, - нежные щечки покрыл румянец, синий взгляд чист и робок, и лишь лихорадочный блеск, затененный ресницами, скрытый в этой глубокой синеве глаз, выдает внутреннюю тревогу, непонятное волненье. – Можно ли мне немного прогуляться? Морозный воздух такой свежий, звонкий! И до вечера еще далеко, солнце только-только склонилось к западу… Безукоризненно вежливый тон, легкий поклон, вопросительный взгляд из-под ресниц – и старый барон уже готов всё позволить воспитаннице, даже эту непонятную прихоть, позднюю прогулку после утомительного пути. - Спасибо, дядюшка, - Анна искренне улыбнулась в ответ, и лишь когда Иван Иванович скрылся в дверях барского дома, тихо, почти неслышно прошептала, - и… простите меня, пожалуйста… Ноги сами понесли к обрыву – даже зимой, в самый лютый мороз речные омуты бурлили и клокотали под крутым уступом, и снег, падая вниз, темнел и медленно оседал в колюче-ледяной воде полыньи. Анна зажмурилась, без страха ступая вперед, едва ли отдавая себе отчет в том, что намеревалась сделать. Она уже ощущала через тонкую кожу дорожных сапожек неровную замерзшую землю на самом краю, юбки цеплялись за пожухлые стебли трав и ветки, в ушах шипела и глухо ворчала неспокойная даже под коркой льда река. - Анна! – властный испуганный голос остановил занесенный над пропастью шаг заставил открыть глаза. Девушка поднесла к губам озябшие пальчики, недоверчиво всматриваясь в почти прозрачную сейчас, на фоне вечереющего неба и белоснежной тишины фигуру. - Владимир… - непослушный голос с трудом выговорил родное имя. – Ты здесь… - Ну конечно здесь, маленькая моя, - будто ветер пролетает над лесом, неслышно, невесомо, он оказался рядом – такой же, в мундире и окровавленной рубашке, еле видной при свете заходящего солнца. Но даже так, даже сейчас боль и укор читались во взгляде. – Что же ты задумала, Анечка?! Медленно, осторожно, красавица отступила от обрыва и развернулась к барону, виновато потупила очи долу. - Я не могу без тебя, - всхлип вырвался помимо воли. Владимир приблизился к ней, тыльной стороной ладони провел у щеки, склонил голову, как если бы хотел прижаться лбом к ее холодному лбу. - Сможешь, обязательно сможешь, глупенькая, - так нежно, так ласково звучал его голос, укутывал мягким весенним теплом прямо посреди зимы. – Глупенькая моя, глупенькая… Губы девушки задрожали, пытаясь удержать слезы: - Но я думала… ты остался там! Я не… Владимир покачал головой. - Как я мог остаться вдали от тебя, Аня, если ты… - Что я? – тут же встрепенулась она, но молодой поручик уже успел отвернуться, оставив возглас без ответа. Впрочем, Анне не нужно было смотреть на красивое мужское лицо, она будто чувствовало, как хмурится упрямое чело, как темная челка падает на брови, и недовольная складочка залегла меж сведенных бровей. Наконец, нарушив молчание, Владимир выдохнул с горечью: - Пойдем в дом! – и, быстро повернувшись к девушке, сверкнул смеющимися глазами, как делал когда-то, так давно, словно в другой, невозможной жизни. Они вдвоем медленно шли по заснеженной тропинке. Ажурные снежинки порхали в воздухе, кружили в порывах ветра и падали на землю, пролетая сквозь молодого человека, - даже им не был преградой бестелесный призрак. Девушка обиженно надула губки, когда узнала, что молодой барон был рядом даже в сумраке кареты. - Был – и не соизволил показаться, чтобы мне было не так горько! Был – и ни словом не обмолвился, хотя знал, что Иван Иванович не увидит и не услышит тебя! - Не сердись, Аня, - бархатно прошептал Владимир, - вначале мне казалось, так будет лучше, а потом… потом я и вовсе решил сразу переместиться сюда, и встретить вас с отцом у ворот. Я ведь и подумать не мог, что моя девочка удумает такую глупость. Этот его голос… Анна всё бы ему простила. И на сей раз только грустно улыбнулась в ответ и тихо пообещала впредь не поступать так опрометчиво. Гостеприимно открылись створки дверей, приветствуя девушку и молодого хозяина. А на дворе уже готовилась разгуляться шальная февральская вьюга…А вместе с нею, как снег летит в вихре метели, полетели дни, складываясь в череду прощаний, омывая мир слезами о потерянном счастье.
*** Анне не спалось. Как почти каждую ночь с тех самых пор, когда впервые увидела она в своей комнате в городском особняке Корфов погибшего поручика. У слабого огонька свечи она попробовала, было, читать, но буквы расплывались перед глазами, то ли от темноты, то ли от сдавленных рыданий. Даже пламя в камине не горело так ярко и радостно, как прежде, – ведь еще только день, и Владимир покинет ее навсегда. Один короткий зимний день, который нужно с честью выстоять, пережить, перетерпеть, не проклиная небеса за эту жестокую несправедливость, не проклиная саму жизнь. Она же обещала… Обещала ЕМУ, что не пойдет следом, попытается привыкнуть к мысли о том, что его нет, и забыть эту любовь. Сможет ли?.. Даже теперь ясно: никогда. Но чтобы Владимир ушел спокойным, чтобы обрел, наконец, давно заслуженный рай, крепостная воспитанница его отца могла и не такое пообещать. А данное слово следует держать – так учили с детства. Протяжно выдохнув еле слышный стон, Анна закрыла книгу и подошла к закрытой двери. - Володя… - позвала почти шепотом, опасаясь чужих ушей. Только в этот раз молодой человек не явился на зов любимой. Зябко передернув плечами, она набросила легкую шаль и потянулась к ручке. Окутанный во тьму и тишину, дом спал под привычные в эту пору завывания зимнего лютого ветра. Решив, что Владимир наверняка в кабинете отца, красавица быстро спустилась вниз, в надежде, незаметно скользнув через гостиную, повидаться с ним, поговорить напоследок или же просто помолчать, без лишних слов понимая, о чем болит его израненная душа. Она уже почти открыла массивную дубовую дверь, когда неприятно резанул слух насмешливый голос.
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
- Спасибо, дядюшка, - Анна искренне улыбнулась в ответ, и лишь когда Иван Иванович скрылся в дверях барского дома, тихо, почти неслышно прошептала, - и… простите меня, пожалуйста…
Oh, knowing Anna I could assume she'll take such decision
Thank God Vladimir was there on time to save her from herself Пионыч пишет:
цитата:
- Был – и не соизволил показаться, чтобы мне было не так горько! Был – и ни словом не обмолвился, хотя знал, что Иван Иванович не увидит и не услышит тебя!
Really!! How could he let her be so sad all the way Пионыч пишет:
цитата:
Даже пламя в камине не горело так ярко и радостно, как прежде, – ведь еще только день, и Владимир покинет ее навсегда. Один короткий зимний день, который нужно с честью выстоять, пережить, перетерпеть, не проклиная небеса за эту жестокую несправедливость, не проклиная саму жизнь. Она же обещала…Обещала ЕМУ, что не пойдет следом, попытается привыкнуть к мысли о том, что его нет, и забыть эту любовь. Сможет ли?.. Даже теперь ясно: никогда.
Good that she promised, no matter how hard it would be without him Пионыч пишет:
цитата:
Она уже почти открыла массивную дубовую дверь, когда неприятно резанул слух насмешливый голос.
Modestovich was the first person that came to my mind But she REALLY doesn't need his presence right now
Natasha, thanks!! There's only one chapter left... So you should better solve all this confusion, sadness, desperation and let love conquer it all
Отправлено: 07.07.09 17:15. Заголовок: - Что, не спится? М..
- Что, не спится? Марья Алексеевна Долгорукая стояла, вздернув подбородок, пряча что-то в широком рукаве шубы. Её серая шляпка немного съехала набок, так, словно женщина очень спешила, и, видимо, совершенно не занимала теперь княгиню, которая, недобро прищурившись, полностью сосредоточилась на Анне. Долгорукие были друзьями и ближайшими соседями Корфов, и князь Петр Михайлович то и дело захаживал в гости к старому барону сыграть в шахматы или же просто побеседовать за бокалом коньяка, вспоминая молодые годы. Дабы не мешать разговорам старинных приятелей, юная воспитанница Ивана Ивановича, вежливо кивнув на приветствие, сразу же покидала гостиную или кабинет. Тем более странно, что в столь поздний час понадобилось в усадьбе Корфов княгине Долгорукой? Будто разгадав мысли девушки, Марья Алексеевна расхохоталась: - Не поймешь никак? – но вдруг холодная ярость блеснула в женском взгляде. – Или прикидываешься? А ну, в глаза мне гляди, живо! - О чем вы? – Анна испуганно прижалась к стене, боясь посмотреть на рассерженную соседку, но та лишь подошла ближе. Грубые пальцы вцепились в точеный девичий подбородок, заставляя поднять голову. - Врешь ты всё, - Марья Алексеевна скривилась. – Ты знала! Все знали – и потешались надо мною! - Но… - голосок Анны дрожал, теряясь в густом и спертом воздухе. – Я действительно не понимаю… - Молчи! – резкий окрик эхом разнесся по комнате. Долгорукая отступила назад, качая головой, что-то беззвучно бормоча себе под нос. Всегда горящие надменной строгостью, нынче ее глаза отражали блеск безумия. Анна замерла, когда разглядела в руке нежданной поздней гостьи пистолет. Черное дуло зловеще поднялось, прицеливаясь девушке в сердце. - Всех ненавижу… - прошипела княгиня, - всех уничтожу! А начну с тебя – пусть старый греховодник, не ведающий ничего святого, полюбуется сначала, как умирает его ненаглядная воспитанница, а потом и сам… Она замолчала, беспомощно хватая ртом воздух, но тонкий палец уже лег на курок. - Не делайте этого, Марья Алексеевна, - Анна не испугалась за себя, просто отчетливо понимала, что следующей жертвой суждено стать барону, а он не заслужил подобной участи. – Я уверена: вы ошибаетесь, и дядюшка… Иван Иванович не виноват ни в чем... - Да ты хоть представляешь, ЧТО он делал столько лет, девчонка!? – Долгорукая поморщилась, на миг опуская пистолет, и Анна бросилась к лестнице на второй этаж. Она сама не ожидала от себя такого поступка, но страх за жизнь опекуна заслонил все доводы разума. Девушка уже успела преодолеть несколько ступеней, когда догнал ее звук выстрела, ударил в спину, руку пониже плеча прожгло нечеловеческой огненной болью, и комната закружилась сверху донизу, падая и переворачиваясь. Она тихо ахнула и осела на пол, и тут где-то далеко, за гранью боли и страха, услышала крик, наполненный отчаяньем: «Анна!!!» Владимир выскользнул из тени, подбежал к ней, падая на колени. - Аня, девочка моя, Анечка! Господи… Аня! Он знал, что не может даже прикоснуться, не то что поднять любимую и позвать на помощь. А она лежала, истекая кровью, и слуги будто повымерли, и никого вокруг. Поручик рванул ворот мундира, расстегнул пуговицы, душившие сейчас пуще удавки, и склонился над бледной девушкой, едва смогли прошептать губы: - Анечка, милая, открой глаза… - Володя… - слабо проговорила она в ответ, пытаясь потянуться к нему, - ты здесь… Ты возьмешь меня с собой, мы уйдем вместе… - Глупая! Никто еще не умирал от простреленной руки, – Корф нахмурился и, как раньше, провел ладонью, почти трогая залитую кровью шелковую ткань. Анна подалась навстречу – и вдруг почувствовала его легкое прикосновение! Владимир не поверил сначала своим ощущениям, своим глазам, которые вместо прозрачного фантома видели теперь живую руку, испачканную ярко-алой кровью. И только изумленные глаза девушки подтвердили, что всё на самом деле, всё правда. - Что за черт?!.. Молодые люди обернулись на испуганный возглас и заметили Марью Алексеевну. Белее мела, белее заснеженных полей, женщина дальше и дальше отступала от них. Давно уже отброшенный, бесполезный, пистолет лежал на полу. - Господи милосердный и святые угодники… - княгиня осенила себя крестным знамением. – Да что же это? Как?! Прежнее яростное безумие во взгляде её сменилось священным ужасом, и это было последним, что увидели Владимир и Анна, прежде чем Долгорукая сбежала, выкрикивая хрипло и протяжно слова молитвы и покаяния. - Володя… - Анна взволнованно посмотрела на возлюбленного, с трудом подняла раненную руку и провела по бледной щеке. Боль смешалась с восторгом, когда девушка ощутила под пальцами его теплую гладкую кожу. Как же так? Разве это возможно? Разве так бывает?! Мысли испуганными птичками проносились в голове, но всё казалось таким неважным, второстепенным. Всё, кроме живой его кожи, измазанной в её кровь. Владимиру некогда было рассуждать, главное сейчас – отнести Анну в комнату, найти хоть кого-то, послать за доктором. Он упрямо тряхнул головой и попытался поднять девушку. Недоверчиво выдохнул, когда вместе с ее теплой кровью его руки обрели прежнюю силу. - Держись за меня, маленькая, - ласково прошептал он в розовое ушко, и красавица, судорожно вцепилась в рубашку барона. От резкого движения плечо снова прожгло вспышкой боли, зубы стиснулись до звона в ушах, и пальцы с силой потянули тонкую ткань, обрывая пуговицы. Анна застонала. - Тише, тише… Анечка, потерпи… Владимир крепко прижал девушку к себе, ощущая на обнаженной груди липкую влагу. И вдруг… Сначала несмело и почти неслышно, но затем всё четче, громче, уверенней – он услышал мерные удары своего сердца! Кровь быстро побежала по венам, отвыкшим от работы за последнее время, дыхание, теперь настоящее, вырвалось с глухим гортанным хрипом. Девушка в его руках встрепенулась и припала к сердцу молодого офицера, беспрестанно повторяя: - Оно стучит, стучит, Володенька… Любимый мой… оно бьется! - Аня… - глубокий бархатный голос впервые послышался в стенах родной усадьбы и тут же, набрав силы, властным криком разнесся по всему дому. – Кто-нибудь, сюда, живо! Доктора!!! Наконец-то показалась заспанная челядь. Испугавшись вида окровавленной Анны и разъяренного барина, невесть откуда взявшегося нынче здесь, Полина тут же юркнула назад в темноту коридора, зато Никита, испуганный не меньше, сразу метнулся к двери ехать за доктором Штерном. Владимир бережно уложил свою красавицу на диване, наплевав на приличия, сбросил и без того расстегнутый китель и склонился над раной. Благо, в бытность на Кавказе, как и на любой войне, он немало насмотрелся на подобное. Пуля прошла навылет, не задев ни кость, ни важные сосуды, и, хоть крови было предостаточно, она не била фонтаном из глубокой раны. - Всё в порядке, счастье моё… - Корф облегченно улыбнулся. – Совсем немного подожди, приедет Илья Петрович, и всё буде в порядке. Он наспех обтер руку и нежно провел пальцами по бархатистой влажной девичьей щечке. Анна прикрыла глаза, теряясь в этой ласке, впервые в жизни переживая ее не в томительном сне, не в воображении, а наяву. Всё произошедшее показалось невозможным, нереальным, будто кошмар, что теперь растаял в легком дыхании предстоящего рассвета. Немного приподнявшись на локте, она прижалась лбом к мужскому подбородку и выдохнула: - Я никогда, никогда тебя больше не отпущу, слышишь?
Барон Иван Иванович Корф спустился на шум, едва не споткнулся на полушаге и тут же схватился за сердце, когда увидел в гостиной запятнанные кровью ступени, испачканный диван и брошенный посреди комнаты пистолет, а в особенности – неожиданно вернувшегося с Кавказа сына, прильнувшего жадным поцелуем к губам юной отцовской воспитанницы.
Конец
Царапка
постоянный участник
Сообщение: 203
Зарегистрирован: 30.06.08
Откуда: Санкт-Петербург
Репутация:
7
Отправлено: 07.07.09 19:00. Заголовок: А мы боялись! :sm38..
А мы боялись!
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 07.07.09 20:44. Заголовок: Thanks for last chap..
Thanks for last chapter
Пионыч пишет:
цитата:
Марья Алексеевна Долгорукая стояла
I should have assumed it's her since you listed it as one of characters
Mad woman Who gave her a gun to play with!!?
Thanks God she shot Anna's arm only Пионыч пишет:
цитата:
Корф нахмурился и, как раньше, провел ладонью, почти трогая залитую кровью шелковую ткань. Анна подалась навстречу – и вдруг почувствовала его легкое прикосновение! Владимир не поверил сначала своим ощущениям, своим глазам, которые вместо прозрачного фантома видели теперь живую руку, испачканную ярко-алой кровью. И только изумленные глаза девушки подтвердили, что всё на самом деле, всё правда.
I would never come up with this idea Anna's blood brought him back (I remember Anna's blood also influenced Korf in your 'Brothers by blood' story ) Пионыч пишет:
цитата:
- Оно стучит, стучит, Володенька… Любимый мой… оно бьется!
Пионыч пишет:
цитата:
а в особенности – неожиданно вернувшегося с Кавказа сына, прильнувшего жадным поцелуем к губам юной отцовской воспитанницы.
I can imagine the scene
But Natashaaa ....this is all!!? ....why were you so modest with this scene
I demand one more chapter or at least bigger paragraph I need my BLAST i.e. more detailed BLAST
Sonya Rey
*Администратор* PR Specialist
Сообщение: 1491
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
16
Очень грустный и печальный рассказ, но красивый и совпал с моим настроением Пионыч пишет:
цитата:
арон Иван Иванович Корф спустился на шум, едва не споткнулся на полушаге и тут же схватился за сердце, когда увидел в гостиной запятнанные кровью ступени, испачканный диван и брошенный посреди комнаты пистолет, а в особенности – неожиданно вернувшегося с Кавказа сына, прильнувшего жадным поцелуем к губам юной отцовской воспитанницы.
А между прочим, Наташа, Иваныч от такого зрелища мог и помереть Не бережешь ты его Да и Марьлексевна могла не оправиться
Спасибо!! Мне было очень приятно и интересно читать Выделять ничего не хочу, но отдельные моменты были настолько пронзительны, что нужна была пауза, чтобы перейти к продолжению
Sonya Rey
*Администратор* PR Specialist
Сообщение: 1492
Зарегистрирован: 06.11.07
Откуда: Россия, Москва
Репутация:
16
Отправлено: 07.07.09 21:04. Заголовок: blondy пишет: need ..
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 45
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
Well, actually, nobody is going to turn into anyone. And Luchik is just a cat - like in BN 
Интересно... 
Не стал зря времени терять, что в таких ситуациях - самое верное решение 
, но как-то живо представляю его в этом образе 
Хорошо еще, что он понял суть и значение своего поступка 
Как замечательно все закончилось.. или началось 
Спасибо, Наташа! 
You think you can resist Anna's singing ...no way 
...especially yours 
I keep trying. 
because I'm sure she'll realize what she actully feels about him 
But she REALLY doesn't need his presence right now 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума