Отправлено: 20.03.09 01:16. Заголовок: Рассказы и зарисовки от Скорпи - 2
"Рассказы и зарисовки от Скорпи"
Автор: Скорпион (Пионыч) Иллюстрации: Syaoran@ (Тессен) Жанр: мелодрамы, фентези, мистика - всяко может быть Герои: БН Время: когда как Место: где придется Пейринг: ВовАнна и только ВовАнна Примечание 1: что бы не происходило, будет ВА и хеппи-энд Примечание 2: выкладываю свои короткие произведения по просьбе Блонди
Natasha, dear, thanks for sharing one more beautiful story with us I really liked your idea And Lena's beautiful photos inspired you in an interesting way Sonya Rey пишет:
цитата:
Александр тут, конечно, порядочная дрянь , но как-то живо представляю его в этом образе
Me too!
Your idea of making Romanov bad and Pisarev good was quite a refreshment
Пионыч пишет:
цитата:
Корф дернул воротничок рубашки, ведь дышать стало невыносимо, каждый глоток воздуха давался с болью. Эта девушка, сияющая в призрачных лучах посреди тьмы, враз превратилась в целый мир, манящий, ясный, весенний, в целую вселенную, полную звездного струящегося света. А эта песня…
Vova, Vova You think you can resist Anna's singing ...no way Enchanted as always Пионыч пишет:
цитата:
Последнее слово расколола вспышка боли: хрупкая малышка оказалась не такой уж беззащитной. Именно этот смелый отпор отрезвил Владимира. Он разжал руки, не отрывая взгляда от глаз застывшей девушки. В потемневших, почти черных ее зрачках плескалась бездна разнообразных чувств: страх и гнев, презрение и разочарование, и неверие, и негодование… И только прощения там невозможно было разглядеть…
And he deserved whatever Anna did to defend herself, but I can guess what she did Too bad it took him so long to realize how wrong his approach was I know man can be attracted to a woman so much to lose themselves but still... Who could resist beautiful blonde angel with such voice, but Vova should have been smarter
Thank God everything ended well...or it started Пионыч пишет:
цитата:
- Она моя, и слова, и музыка.- Голосок зазвучал бодрее. – Я написала еще, когда училась в музыкальной школе, пять лет назад.
I immediately assumed who this song was dedicated to
If I understood well Anna fell in love with Vova even before that terrible night ? Пионыч пишет:
цитата:
- Зачем? – удивленно вскинула брови девушка. – Чтобы сказать мне о том, как вам жаль? Послушайте: отпустите меня. Немедленно! Сегодня из ее уст почти те же слова прозвучали уже повелительно брошенным приказом. Корф опешил: - Но я не… Я не держу… - прошептал он вслед удаляющейся девушке.
Poor Anna she was so afraid that she started to defend herself in advance
But they needed this to happen...to meet again.....and each of them needed to say what he/she thinks...this at least made them both feel relieved to a certain extent Phase one finished...now it will all go a bit easier Пионыч пишет:
цитата:
Он не даст в обиду свою Анну, завоюет ее доверие, а потом и сердце. За всё в жизни надо платить, и сейчас ее недоверчивый взгляд, полный немой укоризны, - достойная плата за грехи его юности.
Once again realized how wrong he was and that he deserved such attitude from Anna...but this is a perfect trigger for his further actions Пионыч пишет:
цитата:
Она резко повернулась и запрокинула голову, чтобы увидеть лицо говорящего. Он правда изменился за эти годы. Вместо насмешливого галантного красавчика, в которого Анна влюбилась когда-то, едва взглянув со сцены, вместо наглого избалованного мальчишки, не привыкшего к отказам, не знающего слова «нет», который испугал ее так же сильно, как и покорил перед этим, а потом еще долго снился, приходил в жарких, горько-сладких, запретных снах и не позволял ей сбежать, - его ТАКОГО уже не было. Этот мужчина был совсем другой: опасный, роковой, уверенный, немного погрустневший и повзрослевший за прошедшее время. О, от такого Владимира следовало бежать сразу, и еще быстрее, чем от Корфа прежнего. Но Анна не могла сделать ни шагу, только стояла, словно приросла к полу, и тонула в его глазах, пропадала, растворялась… Вдруг слезинка сорвалась с густо накрашенных ресниц и мокрой соленой дорожкой застыла на коже. Девушка не смогла сдержать всхлипа.
I love how you written this part I can see the two of them in front of my eyes ( ), especially Anna melting in her fear and his eyes at the same time Пионыч пишет:
цитата:
– Послушай: когда тебя начнут поднимать, а потом опускать, не смотри вниз. Просто забудь, что есть это глупое «вниз». Вспоминай о том, что всегда давало тебе силы. Ведь есть что-то, правда, Аня? - Музыка! – сорвалось с ее губ одно лишь слово. А второе удержалось, пока запечатанное тайной. И второе слово было «Любовь».
And I love the way you make parallels with some scenes from BN ....you certainly use them but they are always different in a lovely or funny way
And that part with Shishkin/Mishkin is certainly number 1 you really made me laugh...I could imagine Vova's and Shishkin's faces
Пионыч пишет:
цитата:
Анна молча кивнула, и тут же сильные руки подхватили ее – так подхватывает ветер лепесток, одиноко кружащий в музыке осеннего рассвета, - и понесли от этого пугающего места, от этого страшного человека, далеко и навсегда.
Пионыч пишет:
цитата:
Владимир наклонил голову и сжал пальцами переносицу
Пионыч пишет:
цитата:
- Другой… - послушно повторил он, притягивая девушку к себе, и склонился к манящим сладким губкам. Он четыре долгих года мечтал снова поцеловать ее! И в тот миг, когда его маленькая девочка мягко подалась навстречу, отвечая на поцелуй, круг, наконец, замкнулся: дни и ночи бесплотных поисков и ожидания, отчаянье одиночества и хмурые утренние туманы – всё утонуло в мелодии любви, исполняемой двоими, звучащей для двоих.
This looks like a perfect ending but also a good start of beautiful continuation What does your muse say?
Thank youuu ,Natasha
And not to forget - the wall is amazing Sveta made it!?
Отправлено: 01.07.09 17:13. Заголовок: blondy пишет: And L..
blondy пишет:
цитата:
And Lena's beautiful photos inspired you in an interesting way
Well, one never knows in what way the Muse would react here and there. This time the photos inspired me to write something like that. blondy пишет:
цитата:
Your idea of making Romanov bad and Pisarev good was quite a refreshment
To tell you the truth, "bad" Romanov was the first character, this story appeared from. Later I saw Vova and Anna. blondy пишет:
цитата:
And he deserved whatever Anna did to defend herself, but I can guess what she did Too bad it took him so long to realize how wrong his approach was
Yeah, she DID IT... But what else could she do in that situation? On the other hand I' d say not too bad, but it's a pity it took Vova so much time to correct his mistakes. 'Cos Korf understood that he was wrong almost immediately and made up his mind to find the girl and do anythig to make her forgive. But... but problems with his father, then father's death, the work, the army and so on... And unfortunately it took them long 4 years to meet again. Though you're right: blondy пишет:
цитата:
But they needed this to happen...to meet again.....and each of them needed to say what he/she thinks...this at least made them both feel relieved to a certain extent
That's really so. blondy пишет:
цитата:
And that part with Shishkin/Mishkin is certainly number 1 you really made me laugh...I could imagine Vova's and Shishkin's faces
It's nice to hear that - I am happy you like these parallels just like I do. blondy пишет:
цитата:
And not to forget - the wall is amazing Sveta made it!?
Surely, this one is Sveta's work, and thanks to her for such a beauty. And THANK YOU, Nena, for such a great comment!
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 01.07.09 19:26. Заголовок: blondy пишет: So, w..
blondy пишет:
цитата:
So, when will we see a new story?
Do you want it right now? But I should warn - it's the time of mistics. If yes, I can start posting the story I am writing and posting at STL now. Shall I?
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
BTW, haven't you seen the film 'The Mummy' I adore it, and there is a phrase in the movie - "The death is just the beginning". Well, it suits my story greatly
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 01.07.09 19:50. Заголовок: «Тридцать дней ада» ..
«Тридцать дней ада» Жанр: мистика, альтернатива Рейтинг: PG Герои: Анна, Владимир, ИИ, МА, может, будут и др. Время: 1838 год Место: без изменений Сюжет: Анна, воспитанница барона Корфа, скрашивает будни старика, пока его сын, офицер и красавец, служит на Кавказе Предостережение: слабые нервы могут не выдержать, зарисовка - нечто среднее между драмой и слезовыжималкой
Легкая утренняя тишина прозрачностью и негой накрыла особняк, заиграла первыми солнечными лучиками на поверхности зеркал, закружила ароматом свежих роз, блеснула искрящейся радостью на гранях хрусталя. и вдруг это царство покоя и света прервали негромкие звуки. Музыка… Она поразительно точно вписалась в мир солнечного зимнего утра и дополнила его новой палитрой красочных живых оттенков, разливаясь переливами нот, восторженно повествуя всему вокруг о сокровенном и величественном. Барон Иван Иванович Корф, прищурившись, неторопливым шагом направился в гостиную и замер на пороге, с едва заметной отеческой улыбкой разглядывая девушку, перебирающую тонкими пальчиками черные и белые клавиши рояля. Светло-голубой шелк домашнего платья струился и переливался на свету при каждом плавном движении юной красавицы, полном грации и уверенности в себе, подчеркивая золото волос и бездонную синеву взгляда, прикрытого нынче трепещущими ресничками. Это была Анна, воспитанница барона, хрупким изяществом и дивным голосом покоряющая всех, кто был знаком с нею, милое дитя, бесхитростно, наивно верящее в торжество добра и справедливости, в исцеляющую силу любви… Словно ощутив на себе пристальный взгляд, девушка умолкла и поспешно встала, склонив голову в приветствии. Иван Иванович одобряюще кивнул. - Продолжай, Аннушка, - в глазах старика промелькнула, было, легкая тень грусти и тут же растаяла в глубине зрачков, но не осталась незамеченной. Анна закрыла крышку инструмента и подошла ближе. Быть может, своим ранним пением она прервала сон барина? Девушка почувствовала себя виноватой. Восхищенная, пораженная красотой столицы, она успела забыть, насколько больно ранит, какой тяжелой ношею угнетает душу ее самая страшная тайна – тайна о ее происхождении, в любой момент способная открыться, каждый миг, каждый час, подобно дамоклову мечу, грозящая разоблачением. - Дядюшка, вы так грустны, – ласковый голос, подобный журчанию ручейка, всегда будто был частью этой умиротворенной утренней сияющей тишины, но сейчас прозвучал непривычно тревожно и взволнованно. – Что-то стряслось? Могу ли я помочь вам? Иван Иванович лишь отмахнулся: - Не стоит тревожиться, девочка моя, всего лишь одолела зимняя меланхолия. Ты… - ладонь барона легонько сжала маленькую ручку, - ты спой еще, и непременно что-то веселое, светлое, теплое, как майский день. Спой так, как умеешь только ты. А я пока поработаю в кабинете. С этим старик оставил Анну одну, и она невольно вздрогнула, вспоминая тревоги последних дней. С Иваном Ивановичем действительно что-то происходило: всё чаще и чаще в его взгляде скользила безотчетная тревога и наружу рвалась из души не прикрытая грусть. Так, словно что-то мучило его, тяготило настолько, что глубокие шумные вздохи то и дело срывались губ, лоб хмурился, выдавая беспокойство, а сердце с каждым днем всё чаще и чаще давало о себя знать нарастающей болью. Барон и сам не мог объяснить, что происходит. Улыбаясь немного неловко, он отшучивался и уверял воспитанницу: волноваться не о чем. А еще, торопливо позавтракав и похвалив успехи Анны, закрывался в кабинете, где, весь в делах и неизменно с бокалом излюбленного бренди, коротал день до вечера. И эта щемящая, неведомая боль, эти мрачные предчувствия, полные ночной тьмы, передавались и самой девушке. А еще начались эти странные сны…
Самый первый сон приснился десять дней назад. Он еще не показался страшным или настораживающим, только где-то глубоко в душе нарастающее чувство тревоги всколыхнулось подобно волне и медленно-медленно накатило на сердце. В ту ночь Анне приснилась ее комната, залитая мягким лунным светом, призрачные блики застыли на гранях хрусталя, мерцающие вдали звездочки подмигивали лукаво, заглянув в окно, и отворачивались, продолжая вести свои непринужденные светские беседы с ночными облаками, да вышними ветрами, летящими с севера. Сама же Анна сидела, подобравшись, на кровати, и сон не шел почему-то, хотя она и проснулась утром довольно рано. Мысли сменяли друг дружку - то светлые и теплые, летние, то дрожащие, несмелые, словно осенний лист на почерневшей ветке. Блуждая в этих мыслях, как в дубраве, полной загадок и скрытых тайн, девушка не услышала ни шагов в коридоре, ни звука открывшейся двери. Но затем будто что-то толкнуло, заставляя вернуться в реальность и оглянуться. С порога, насмешливо изогнув бровь, на нее смотрел молодой барон.
Владимир Корф был на редкость непредсказуемым человеком. Мог, скользнув безразличным взглядом, повергнуть в трепет и непонятное томление, мог же посмотреть серьезно и немного строго, но от этой серьезности возникало, словно поднимаясь изнутри, необъяснимое чувство спокойствия. К нему никто не оставался равнодушен, хотя чувства барон мог вызывать самые разные: от зависти и жгучей ненависти до восторга, немого обожания, нежной страсти, тайной или открытой, замершей в уголках улыбки, в теплоте прикосновений, в чарующем единении дыхания. Анна же его боялась. Боялась так сильно, что замирала всякий раз, стоило лишь заметить где-то поблизости высокую мужскую фигуру, темные волосы, небрежно спадающие на лоб, кривую усмешку одной стороной рта, словно говорящую – без слов, на одной ей ведомом языке: «Ты – никто. Обычная крепостная. Пустышка. Стекляшка, возомнившая себя драгоценным ограненным камнем!» О, сколько раз ей приходилось слышать его колкие упреки, его обвинения во лжи, лицемерии, коварстве! Безропотно снося их все, девушка кротко опускала голову, и всё же, вопреки собственному желанию, глаза иногда сами поднимались, бесстрашно ища его взгляд, спрашивая у надменного молодого барина: в чем она виновата!? И тогда… Это было так странно, непонятно, Анна никогда не смогла бы объяснить… Но тогда, погрустнев и нахмурившись, Владимир опускал взгляд, отворачивался, чаще уходил прочь. А если оставался – те же упреки слетали с губ, но он никогда, никогда не смотрел при этом ей в глаза! И вот молодой человек стоял, опершись плечом на дверной косяк, в её комнате. А за окном была ночь, и тишина, окутавшая старый городской особняк, будто застыла в его глазах, в его кривой ухмылке. Девушка испугалась ни на шутку – его присутствия, надменного выражения его лица, этой поглотившей мир тишины. Потому и решилась прервать молчание первой. - Владимир Иванович, - голос немного дрогнул, и оставалось лишь молиться, чтобы это не показалось слишком заметным, - а… что вы здесь делаете? Как можно?! Последние слова, наверное, прозвучали с толикой обвинения, ибо Владимир, выпрямившись, оторвался от опоры и сделал широкий шаг к девичьей кровати под роскошным балдахином. - Как можно… - задумчиво протянул он. Оглянулся, бросив беглый взгляд на закрытую дверь, потом – на дрожащую Анну. – Боишься меня? Напрасно. Девушка заметно расслабилась, но всё же выжидающе смотрела на ночного гостя, не в силах пошевелиться. Барон снисходительно улыбнулся: - Ничего не изменилось. Всё та же комната, и ты – всё та же подделка. Живешь чужой жизнью, пользуешься ею, даже не задумываясь о том, кто ты, что ты на самом деле! Его слова, как и прежде, резанули болью обиды по самому сердцу. Да так сильно, что слезы подступили к горлу, мешая сделать вдох. - Вы несправедливы! – Анна подскочила, кутаясь в теплую шаль от ночной зимней прохлады. – Так захотел ваш батюшка, и в его воле было дать мне всё это, в его воле будет и забрать. Если дядюшка… если господин барон пожелает, я без сожаления… - Полноте, Анна, я сыт по горло этой комедией! - темные глаза Владимира оказались совсем близко, зрачки отдавали какой-то морозной синевой, притаившейся внутри, и это пугало еще сильнее, чем всегда холодный, серый взгляд, столь знакомый крепостной воспитаннице барона Корфа. Меж тем Владимир шумно вдохнул воздух, поморщился отчего-то и продолжил. – Я надеялся, я верил, что за это время отец одумается и укажет тебе твоё настоящее место! Но, увы… Видимо, мне придется самому… В его тоне слышалась неприкрытая угроза. Девушка попятилась к двери, рывком открывая её, пытаясь не показать уже так близко дрожащих слез: - Уходите! Уходите немедленно! Корф сдавленно, беззвучно захохотал, но вышел, не отказав себе в удовольствии бросить на оскорбленную белокурую красавицу уничижающий взгляд, сулящий ей, что спокойной жизни наступил конец. Захлопнув двери, Анна повернула ключ несколько раз, до упора запирая хитрый замок, а потом упала на кровать и разрыдалась, уткнувшись в подушку. Проснулась она поздно. Тяжелый сон измучил, измотал ее, темными тенями остался у глаз, усталостью сковал тело. Подойдя к зеркалу у наполненного теплой водой умывальника, Анна с удивлением обнаружила, что до сих пор щеки влажны от слез, значит, она плакала во сне. Странно и непонятно – девушка пожала плечами, глядя на собственное отражение, - такого с ней прежде не случалось…
Тонкие пальчики задумчиво перебирали клавиши. Черные и белые, черные и белые… Тихой музыкой, еле слышной песней лилась мелодия, выводимая волшебными аккордами, и мысли, воспоминания, ощущения терялись в переплетении семи нот. На следующую ночь сон не повторился, он был совсем другим, но еще больше растревожил душу. В тот день они с Иваном Ивановичем выезжали в театр. Впервые Анне было позволено прикоснуться к волшебному миру кулис, о котором она грезила, не с крепостной сцены, а в самом храме искусства. Восторги сменялись изумлением, она могла бы вечно наблюдать за искусной игрой актеров, за бархатными фалдами занавеса, ниспадающими мягкой темнотой и растворяющимися в тени у стен. Но, несмотря на всё это, поездка очень измотала девушку. Она даже не помнила, как добралась до своей спальной, как скинула платье и улеглась. Сон пришел незаметно и покорил ее, впитался в нее, растворился в ней, как прозрачные дождевые капли растворяются в реке. И уже не видно, где дождь, а где речная гладь, поглотившая его. Так и Анна: не могла уже, не имела силы и возможности разделить навязчивый сон и ночную явь… Вот она подошла к двери. Маленькая ладошка легла на резную ручку, легонько нажимая. Тусклый свет от огня в камине не слишком разгонял царящий в спальной полумрак. Владимир сидел в кресле у огня, задумчиво перелистывая какую-то книгу, хотя, казалось, так и не видел написанного, ведь не то что мелкие, даже заглавные буквы поглощала тьма. - Знаете, Анна, - протянул он, не удостоив хозяйку комнаты даже взглядом, - для меня всегда было любопытным, отчего юных барышень так привлекают любовные романы. Девушка не нашлась с ответом, но отметила между тем, что сегодня он почему-то не обращался к ней презрительным «ты», да и в глазах не было прежнего надменного холода. Впрочем, за это, возможно, следовало поблагодарить камин, у которого расположился молодой барон. Тягостное молчание длилось и длилось, перетекая в неловкость, пока, наконец, Владимир со злостью не захлопнул небольшой томик в кожаном переплете и, едва не столкнувшись с испуганной Анной, буквально выбежал в раскрытую дверь.
Яркими красками горит зимний закат, но слишком быстро гаснет его разноцветное пламя. И вот уже новая темнота морозно, колко, резко словно падает на холодный город. День минул незаметно, в домашних простых хлопотах, в разговорах с Иваном Ивановичем, в негромких плавно-щемящих аккордах. За ужином барон, во всю стараясь не показать привычной в последнее время тревоги, натянуто улыбнулся: - Как там Володя? В последнем письме жалуется на лютые морозы, наверняка, крещенские еще сильнее. - Наверняка, дядюшка, - потупила взор девушка. Молодой Корф уже год служил на Кавказе, и скупые письма не часто радовали старика-отца, с которым у сына были отнюдь не теплые отношения. Анна сама читала эти письма барону, перечитывала раз за разом, и несколько строчек согревали сердце Ивана Ивановича так же, как и заметные успехи воспитанницы в музыке и вокале. Вот и недавно пришлось ей снова по просьбе опекуна достать из секретера изрядно потрепанный конверт с последней весточкой от Владимира. Оттого, должно быть, и приснился он, едкий, как дым по осени, колкий, как изморозь, надменный и неумолимый, словно рок. Вспомнив свои странные сны, девушка поежилась и бросила мимолетный взгляд на высокие напольные часы. Девять. И в теле сказывается непонятная усталость, веки тяжелеют, и сон неровно дышит где-то рядом, уже готовясь захватить в свой тягостный плен. Что-то сулит новая ночь?..
Отправлено: 01.07.09 20:26. Заголовок: So far - very intere..
So far - very interesting Gimme more!
Пионыч пишет:
цитата:
Анна с удивлением обнаружила, что до сих пор щеки влажны от слез, значит, она плакала во сне. Странно и непонятно – девушка пожала плечами, глядя на собственное отражение, - такого с ней прежде не случалось…
Отправлено: 01.07.09 20:37. Заголовок: Тихо крадучись по ст..
Тихо крадучись по ступенькам, неслышно ступая по мягким коврам, мимолетно заглядывая в открытые окна и двери, холодная северная ночь забралась в городской особняк Корфов. Старый барон отправился к себе, кряхтя и жалуясь на усталость, Анна же, пожелав дядюшке доброй ночи, не спешила ложиться, хотя глаза сами слипались, как если бы девушка уже давно жила, толком не высыпаясь по ночам. Она присела в удобное кресло в библиотеке и, не выбирая слишком, открыла первую же попавшуюся под руку книгу. Шекспир… Это оказался он. И вечная, как мир, история о любви и смерти захватила сердце, отодвигая на второй план тревоги и усталость. Всё сильнее и сильнее углубляясь в чтение, Анна жила страдания пылкого Ромео и юной Джульетты, обреченных в своей любви. Торопливо перелистывались страницы, воск медленно оплывал, капая на бронзовые канделябры, слова великого драматурга лились мощным потоком, но потом словно оборвались финальной фразой. - For never was a story of more woe Than this of Juliet and her Romeo*. – едва слышно прошептала девушка, смаргивая слезы, и тут же, совсем рядом, раздались негромкие хлопки. - Bravo, Анна! – молодой барон стоял, опершись на письменный стол, и аплодировал. Когда он склонил голову, словно признавая талант своей собеседницы, Анна смущенно зарделась, но стоило встретиться с Владимиром взглядом – стало понятно: в его глазах с издевкой скользила плохо прикрытая насмешка. - Зачем?! – не выдержала вдруг она. – Почему вы… всегда так? Так… грубо, так.. низко? Неужели для вас нет ничего святого, Владимир Иванович?! Сбивчивая отповедь красавицы немного удивила Корфа. Его взгляд вдруг стал серьезнее, лоб перерезала тревожная складочка. Следуя старинной своей привычке, молодой человек отвернулся и начал, казалось, пристально рассматривать висящую на дальней стене гравюру. Анна, в очередной раз дивясь, как незаметно заснула, наблюдала за ним. Его точеный профиль, наполовину поглощенный сумраком, несколько заострился, сам же Владимир осунулся, и даже в неверном сиянии свечей была видна его неестественная бледность. - Видите ли, - вдруг начал он, - эта книга, которую вы держите в руках, - такая небылица! Сущая небылица, недостойная восхищения. Просто сказка, коими на ночь потчуют таких сентиментальных барышень, - и не более. От этого, возможно, я и был с вами резок нынче, Анна… Барон никогда раньше так не произносил её имя – с надрывом, немного хрипло, немного покаянно. Но менее всего это сейчас заботило девушку. - Вы черствый человек, - упрямо тряхнув головой, возразила она. – Миллионы людей века восторгаются чудесной историей любви, жертвенностью и верностью влюбленных! А вы… вы… вы просто не способны на подобное чувство – вот и стараетесь растоптать, унизить, оскорбить!... От негодования сперло дыхание, и Анна умолкла, гневно глядя на человека из своих самых страшных, самых необычных снов. Тот лишь криво усмехнулся: - Да не в этом дело, - заложил руки за спину и отошел к окну, всматриваясь в безлунную ночь за прозрачностью стекла. – Сказка в том, Анна, что такой любви нет. Нет взаимной нежности, нет надежды на то, что одно твоё прикосновение, один взгляд решит судьбу, и та, которой живешь, которой дышишь, безропотно пойдет за тобой хоть на край света. А если нужно, когда придет срок, ступит за тобою же за его край, и ты скажешь ей: «Нет! Живи, живи ради нашей памяти, ради памяти нашей любви! Живи, родная моя, милая, ты…». Он осекся. Замолчал вмиг и обернулся, его испуганный взгляд встретился с не менее испуганными глазами девушки, враз побледневшей от услышанной сбивчивой тирады. И молчание залегло между ними, словно пропасть, над которою сломан, разобран хлипкой мосток, и нет возможности перешагнуть на тот край. Тишина эта вдруг прервалась топотом в коридоре, дверь скрипнула недобро, впуская заспанную горничную Прасковью. - Барышня, барышня, там барину совсем худо! Степан говорит, сердце, видать, прихватило! Вас он кличет, пойдемте, барышня! Девушка замерла, пытаясь понять, явь ли это или же продолжение сна. Встревоженный голос служанки уверял, что Анна проснулась, и, немного успокоившись, она повернулась к окну, где несколько минут назад стоял Владимир. Повернулась – и обмерла: молодой барон по-прежнему стоял там, тоже не в силах совладать с охватившим его волнением. Яркие лучи от зажженных в коридоре светильников проникали в комнату, разрывая полосками света ночной полумрак, да и свечи в руке Прасковьи озаряли библиотеку гораздо лучше огарка в канделябре у стола. Потому сейчас была так хорошо видна смертельная бледность барона, темные круги под глазами, с едва уловимой залегшей в них синевой, а главное – весь он был словно призрачное марево, хранящие вид некогда блестящего офицера-кавалергарда. Часть стены и угол шкафа, находящиеся за ним, можно было даже рассмотреть через прозрачную бледность щек, через сукно мундира и выглядывающую в расстегнутом вороте покрытую бурыми пятнами рубашку. - Пойдемте же, барышня, - плаксиво позвала горничная. – Там Иван Иванович, совсем плохие… Чувствуя смятение девушки, её ужас, растерянность, боль, Владимир тоже выдохнул: - Иди к нему… - и растаял в ночной темноте.
Анна не спала всю ночь, присматривая за опекуном. Прибывший вскоре доктор подтвердил, что у старого барона едва не случился удар, и только чудом – или же чьими-то настойчивыми молитвами – он остался жив. Иван Иванович заснул, когда уже рассвело, и девушка смогла вернуться в свою комнату. Усталость ломила тело, не подпуская слишком близко мысли о том, что произошло нынче в библиотеке. Небо уже посветлело, и ярко-ледяное зимнее солнце величественно выплывало, окрашивая алыми зарницами облака на востоке и пушистые снежные сугробы на земле. - Как он?! Анна испуганно повернулась на резко прозвучавший в одиночестве её комнаты мужской голос. Владимир возвышался над ней подобно скале, да только не гранитной незыблемостью твердыни, а прозрачной дымкой казалась его высокая фигура. При свете зарождающегося дня он был почти не виден – просто призрак, бестелесный дух, парящий в эфире и бог весть, зачем спустившийся на землю, дабы тревожить мир живых. - Как отец? – настойчиво повторил он, и Анна с трудом выдавила: - Иван Иванович уснул. Доктор говорит, ему уже лучше, а за несколько дней совсем поправится… - но губы хотели произнести совсем другие слова. - Владимир, вы… Вы мне снитесь, ведь правда? Я очень устала, и потому не заметила, как заснула. И потому вижу вас, вижу вас таким… таким… - Страшным? – изогнув бровь, предложил молодой человек. – Или мертвым? Мертвым… Она только сейчас поняла, отчего так пугает эта бледность, отчего синие тени впитались даже в серую бездну его глаз и что за пятна буреют на белоснежной сорочке. Испуганно вскрикнув, девушка пошатнулась и обмякла, отдаваясь накатившей со всех сторон темноте…
Когда Анна пришла в себя, день уже во всю заливал улицы светом, и морозными ледяными искрами сыпал белый иней, и река, под кованой зимней броней, тихо спала на ветрах. Она лежала на полу у комода, руки и ноги затекли от неудобной позы, а пальцы судорожно сжимали шаль. - Вы же понимаете, что я не могу в таком состоянии поднимать на руки лежащих в беспамятстве барышень и укладывать их на кровать! – раздалось совсем близко. Голос Владимира звучал немного раздраженно, но на лице еще видны были следы прежнего волнения, вызванного, вероятно, беспокойством о здоровье отца. - Владимир, - Анне до боли захотелось потянуться к нему, прикоснуться, но тут же она сама обругала себя за подобные мысли. Тихо, медленно, мучительно сердце принимало весть о его смерти. Теперь в этом не осталось сомнений. Более того – она не могла понять, как сразу не рассмотрела этого, не почувствовала, не услышала. Опираясь на резную спинку стула, девушка попыталась встать, охнула сдавленно, ощутив боль в боку, на что барон лишь поспешно отвернулся, хмыкнув: - Вы всегда были неженкой! - Вам же всегда доставляло удовольствие надо мной смеяться, - грустно выдохнула Анна. И вдруг накатило безразличие ко всему вокруг, глаза прикрылись, требуя сна, направившись к кровати, она устало поинтересовалась. – Неужто даже после смерти вы пришли мучить меня, господин барон? Он неспешно повернул голову, ухмыльнулся, искривляя губы. - Не бойтесь, Анна. Вам не долго осталось меня терпеть. И снова исчез.
* «Нет повести печальнее на свете, Чем повесть о Ромео и Джульетте» (англ.)
Отправлено: 01.07.09 20:37. Заголовок: Несколько дней Влади..
Несколько дней Владимир не появлялся, и юной воспитаннице его отца уже начинало казаться, что присутствие молодого барона, встреча с ним – не более чем плод воспаленного воображения. Жизнь меж тем возвращалась в привычное русло, Иван Иванович помаленьку поправлял здоровье, былая тревога уходила из его взгляда, словно тень уходит в час рассвета с благородного лица города. Только Анна не унималась. Грустно и одиноко ходила она по дому, то и дело останавливая взор на портрете Владимира, висящем в гостиной, заглядывая, будто ненароком, в библиотеку, где впервые поняла, что не ночным видением приходит он к ней, а в уютной тишине своей спальной раз за разом просыпалась среди ночи, всматриваясь в темноту, тщетно пытаясь разглядеть полупрозрачный мужской силуэт. Но его всё не было…
- Аннушка, девочка моя, - старик, опершись на поручни кресла, попытался встать, но пережитая болезнь еще не отпускала, цепко удерживаясь подле него. – Помоги-ка подняться. - Конечно, дядюшка, - воспитанница быстрой птичкой вспорхнула с дивана, отложив рукоделье, и захлопотала подле барона. Когда Иван Иванович был уже на ногах, что-то упало на пол, соскользнув. Анна наклонилась и беззвучно ахнула: письмо Владимира, то самое, последнее, десятки раз перечитываемое его отцом и снова взятое сегодня. Девушка подняла послание, понимающе кивнула грустной улыбке опекуна, положила исписанные листы в конверт и незаметно спрятала его в рукав. Когда старший Корф отправился спать, поспешно спустилась вниз, заперла двери в библиотеку. Зачем? Едва ли объяснила бы: похоже, никто в доме, кроме нее самой, не мог видеть погибшего молодого хозяина, даже если бы он появился нынче опять. Да и возможность этого была настолько мала, что девушка лишний раз горестно вздохнула. А потом дрожащие пальцы раскрыли конверт, доставая письмо… Как же больно… Такой знакомый ровный подчерк. Уверенные буквы ложатся на бумагу, не нарушая порядка и правильности строк. Будничные заботы, мелочные просьбы. Ни слова, ни вопроса, ни воспоминания о ней. И всё же сердце так остро щемит… Анна прижала письмо к груди, и дрожащие губы прошептали на грани слуха: - Владимир… - Не надо, прошу вас, - тихо отозвался он. – Не стоит, Анна, не стоит оплакивать то, чего уже не изменить. Девушка сникла, не поворачиваясь, повела плечиком. - Но это… так… больно… - быстрая ладошка смахнула со щеки несдержанную слезу, и красавица решилась посмотреть в глаза стоящему за спиной офицеру. – Как… это произошло? Владимир задумался. Перебирая в памяти последние моменты своей потерянной, оборванной жизни, он будто решал, о чем же можно сказать нежной хрупкой девушке, не знакомой с тяготами походов и ужасами кровавых сражений. Наконец, он покачал головой. - Я служил, Анна. А военная служба всегда сопряжена с определенным риском. Кто-то черствеет душою, чье-то тело получает ранения, кто-то гибнет. В тот раз не посчастливилось мне и моим товарищам. Судьба, Анна, и всего лишь… - И вы… так просто об этом говорите? – она не могла отвести взгляда от него, такого сильного, насмешливого, немного грустного, близкого и далекого одновременно. Будто отвечая ее мыслям, Владимир и сейчас усмехнулся: - А что мне остается? – серые глаза прикрылись, выдавая усталость, и оттого еще сильнее обозначились на лице иссиня-мрачные тени. – Иногда мне кажется, что тела так и не нашли, что оно до сих пор лежит в ущелье, с ножом в сердце, и… Барон замолчал, заметив, как побледнела Анна, покачнулась слегка, но не позволила сдаться на милость предательской слабости. Храбрая, сильная девочка… Он бесшумно скользнул, было, к ней, но красавица гордо вскинула подбородок, показывая всем своим видом, что не боится и не нуждается в поддержке. - Когда… - она старалась не разрыдаться, только не теперь, не здесь, не с ним, - Владимир, когда вы..? - Мне кажется, так давно, словно и не жил я вовсе, - в тихом ответе слышалась горечь. – Даже не сразу понял, что умер. Смотрел на себя откуда-то сверху, и всё пытался разобраться, что же не так. И отчего боль в груди отступила еще быстрей, чем накатила за миг до этого. Мои товарищи сражались наверху, засада застигла нас над горным ущельем. Они сражались храбро, но падали сраженные – все как один… Корф склонил голову, неосознанно массируя пальцами переносицу, и Анне отчаянно захотелось разгладить залегшую на лбу напряженную складку. Она потянулась, но тонкие пальцы прошли сквозь его лицо – так проходит ладошка через дым над костром, когда проводишь плавно и медленно, согревая руку горячим дыханием огня. Молодой человек отпрянул от этого жеста, выдыхая с удивлением: - Анна, что… вы делаете?! Девушка пожала плечами, опуская взгляд . Ах, если бы она сама знала! Чтобы сгладить неловкое молчание, Анна несмело поинтересовалась: - И вы долго там на себя смотрели? - Три дня… - он тряхнул головой, и темные волосы упали на брови, скрывая взгляд. – Разве вы не знаете, Аня? Три дня душа подле тела, затем… путешествует по раю, до дня девятого. Анна оживилась, даже улыбнулась через силу, через грусть. - Вы видели рай? И как там? - Спокойно, тихо, светло… И небо синее-синее, как в детстве, когда смотришь ввысь с поля, золотящегося пшеничными колосьями. Да дни в раю быстротечны, за ними следует новое… хм… путешествие… - Куда? От простодушного вопроса Владимир вздрогнул. - Ад. Затем до сороковин душа путешествует кругами ада. И лишь на сорок первый день высшею справедливостью и Божьим судом решается, что же заслужил новопреставленный: покой или вечные муки. - Значит, вы попадете в рай! – вынесла свой вердикт Анна и тут же пояснила. – Ведь это время вы здесь, дома, и смотреть на адские муки вам не нужно! Владимир, вы непременно попадете в рай! Он ничего не ответил. Но сам прекрасно понимал, отчего, умерший, отторгнутый, позабытый в своей смерти, он оказался рядом с крепостной воспитанницей своего отца. Она была его адом: жгла изнутри, мучительной болью сдавливала сердце, не давала дышать. Её чистый взгляд кромсал его душу на кровавые, болезненные лоскуты. Ее нежный голос, выводящий романсы о любви, был хуже любой самой изощренной пытки. Но и это можно было стерпеть, всё можно было – кроме безразличия и страха, кроме тревоги, трепещущей под ресницами, кроме того, как мгновенно гасла ее лучистая улыбка, стоило молодому барону лишь появиться где-то рядом. Был ли он жив, бестелесным ли призраком маялся в стенах отчего дома – ничего ровным счетом не менялось. И всё же… Владимир был бесконечно благодарен судьбе за такую горькую участь своего первого и последнего настоящего чувства: отвечай ему Анна взаимностью, хрупкая красавица стала бы его раем. И тогда шесть дней они были бы вместе перед вечной разлукой. А так – целый месяц, тридцать дней, тридцать сумрачных зимних ночей он может смотреть на нее, представляя, как прикасается к ее волосам, как поцелуями снимает слезинки с бархатистых щек, как прижимает к груди, бережно обнимает, покаянно просит забыть былые обиды. Аня прочит ему рай… Едва ли. Слишком много грехов тяготят душу. И об одном осталось молиться: чтобы там, в черной бездне вечных мук, у него не забрали это крошечное, словно капелька росы, воспоминание о сегодняшнем вечере, когда любимая девушка, переборов страх, протянула руку к его лицу, захотела, попыталась унять его боль… - Ну разве только вашими молитвами, - весело подмигнул Владимир, тут же напомнив красавице себя прежнего, живого. Часы пробили полночь. Быстро летит отпущенный срок. Уже половина позади. Вспомнилось вдруг первое время, когда, удивленный, немного напуганный всем произошедшим, он ночи напролет сидел у изголовья её постели, храня её сон, тихо, неслышно шепча о своей любви, прикасаясь прозрачными невесомыми пальцами к растрепавшимся во сне шелковистым локонам. Потом он стал ее сном, потом превратился в кошмар. Еще две недели – и он уйдет навсегда. - Вам следует поспать, Анна, - барон отошел в сторону, поворачиваясь к двери. Но девушка неожиданно запротестовала: - Как же вы? Владимир, мне вовсе не хочется, чтобы вы в одиночестве проводили время, отпущенное на прощание. И еще… возможно… я не уверена, но всё же… вы могли бы поговорить и с дядюшкой тоже… - она еле смогла выговорить сбивчивое предложение. - Увы, - вздохнул он в ответ. – Меня можете видеть и слышать только вы. Идите же, Анна. Идите к себе. Отец по-прежнему слаб, ему понадобится ваша помощь. Ведь теперь у него, кроме вас, никого нет…
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 01.07.09 21:29. Заголовок: Пионыч пишет: Good ..
Пионыч пишет:
цитата:
Good suggestion, really proper one, I'd say
Well, your wall, apart from the first chapter, helped me realize that Пионыч пишет:
цитата:
So then you'll have to wait for some time
I hope not so long Пионыч пишет:
цитата:
– Сказка в том, Анна, что такой любви нет. Нет взаимной нежности, нет надежды на то, что одно твоё прикосновение, один взгляд решит судьбу, и та, которой живешь, которой дышишь, безропотно пойдет за тобой хоть на край света. А если нужно, когда придет срок, ступит за тобою же за его край, и ты скажешь ей: «Нет! Живи, живи ради нашей памяти, ради памяти нашей любви! Живи, родная моя, милая, ты…».
Poor Vova! He needs Anna more than ever And I'm sure she will realize that She already started: Пионыч пишет:
цитата:
и Анне отчаянно захотелось разгладить залегшую на лбу напряженную складку. Она потянулась, но тонкие пальцы прошли сквозь его лицо – так проходит ладошка через дым над костром, когда проводишь плавно и медленно, согревая руку горячим дыханием огня.
Пионыч пишет:
цитата:
- Владимир, - Анне до боли захотелось потянуться к нему, прикоснуться, но тут же она сама обругала себя за подобные мысли.
Пионыч пишет:
цитата:
Анна прижала письмо к груди, и дрожащие губы прошептали на грани слуха: - Владимир…
Пионыч пишет:
цитата:
Иногда мне кажется, что тела так и не нашли, что оно до сих пор лежит в ущелье, с ножом в сердце, и…
Oh, so sad!
Пионыч пишет:
цитата:
Но сам прекрасно понимал, отчего, умерший, отторгнутый, позабытый в своей смерти, он оказался рядом с крепостной воспитанницей своего отца. Она была его адом: жгла изнутри, мучительной болью сдавливала сердце, не давала дышать.
As soon as you wrote about 40 days of hell I knew such lines are coming And you wrote it so beautifully Пионыч пишет:
цитата:
Но сам прекрасно понимал, отчего, умерший, отторгнутый, позабытый в своей смерти, он оказался рядом с крепостной воспитанницей своего отца. Она была его адом: жгла изнутри, мучительной болью сдавливала сердце, не давала дышать. Её чистый взгляд кромсал его душу на кровавые, болезненные лоскуты. Ее нежный голос, выводящий романсы о любви, был хуже любой самой изощренной пытки. Но и это можно было стерпеть, всё можно было – кроме безразличия и страха, кроме тревоги, трепещущей под ресницами, кроме того, как мгновенно гасла ее лучистая улыбка, стоило молодому барону лишь появиться где-то рядом. Был ли он жив, бестелесным ли призраком маялся в стенах отчего дома – ничего ровным счетом не менялось. И всё же… Владимир был бесконечно благодарен судьбе за такую горькую участь своего первого и последнего настоящего чувства: отвечай ему Анна взаимностью, хрупкая красавица стала бы его раем. И тогда шесть дней они были бы вместе перед вечной разлукой. А так – целый месяц, тридцать дней, тридцать сумрачных зимних ночей он может смотреть на нее, представляя, как прикасается к ее волосам, как поцелуями снимает слезинки с бархатистых щек, как прижимает к груди, бережно обнимает, покаянно просит забыть былые обиды. Аня прочит ему рай… Едва ли. Слишком много грехов тяготят душу. И об одном осталось молиться: чтобы там, в черной бездне вечных мук, у него не забрали это крошечное, словно капелька росы, воспоминание о сегодняшнем вечере, когда любимая девушка, переборов страх, протянула руку к его лицу, захотела, попыталась унять его боль…
I hope it won't be too late for those 6 days of heaven with Anna because I'm sure she'll realize what she actully feels about him Or it is already too late?
Отправлено: 03.07.09 19:51. Заголовок: Сны без сновидений ч..
Сны без сновидений черны и страшны, как бездна – в них падаешь, летишь на бешеной скорости, и ветер свистит в ушах. Темным водоворотом струится вокруг воздух, увлекая с собой, в эту жуткую мучительную пустоту. Анна вскрикнула и открыла глаза. Уже утро. Зимнее солнце даже тонкой багряной полосой еще не обозначилось на востоке, но утро наступило: неслышно отошла подальше ночная мгла, снег звучно заскрипел под ногами первых редких прохожих. Предрассветной прозрачностью наполнился мир – так комната полнится чарующим и сладким ароматом свежих роз, когда их только-только внесли и поставили на стол в высокой фарфоровой вазе. Девушка судорожно вдохнула свежий воздух и поднялась, уловила в зеркальном отражении свой тревожный взгляд. Владимир… Где он сейчас? Почему не рядом с ней? Ведь слишком рано, ведь еще не пришел срок, есть несколько дней, когда можно будет видеть его, - пусть это совсем немного, но хоть малая горстка обманного счастья, подаренная перед прощаньем. Призрачного и невероятного, и горького, как полынь, счастья слышать его тихий голос, смотреть в насмешливые глаза, поддернутые мутно-сизой пеленой смерти, и вспоминать, как лучистый свет мерцал и переливался в них еще совсем недавно… Холодная вода помогла смыть боль отчаянья. Не дожидаясь горничной, Анна оделась и спустилась вниз. Привычная и знакомая, сейчас просторная гостиная в особняке Корфов казалась особенной, сказочной. Окна комнаты выходили на восток, и только лишь взошедшее январское солнце алыми лучами отсвечивало золотистые шторы, заливая всё вокруг янтарно-оранжевым мягким светом. Смеющиеся блики скользили по полированной поверхности мебели, плясали, подобно огонькам свечей, на зеркалах, на гранях хрусталя и глянцевой поверхности рояля. Помимо воли красавица улыбнулась этому мирному волшебству и провела маленькой ладошкой по крышке инструмента. А потом вдруг… Это было очень тонко – как если бы на струнах скрипки, едва видимых из сумрака зала, родилась божественная музыка – она просто поняла, ощутила кожей, сердцем, душой, что не одна здесь. И верно… Сразу же сзади раздалось приглушенное покашливание, и прежде застывшая тишина обозвалась голосом молодого барона: - Я напугал вас, Анна? - Вовсе нет, - она попыталась придать своему выражению побольше беззаботности, чтобы лишний раз не напоминать молодому человеку о случившемся, и, обернувшись, склонилась в быстром реверансе. – Доброе утро, Владимир Иванович. Он кивнул в ответ: - Доброе, – и тут же нахмурился, - почему вы не спите? Что-то… произошло? - С чего вы взяли? – девушка небрежно пожала плечами, и темная бровь Корфа изогнулась, выдавая насмешку, послушная воле своего хозяина. - Вы никогда не слыли ранней пташкой, мадемуазель. И если сегодня встали ни свет, ни заря, определенно вас что-то беспокоит. Мне бы хотелось узнать, что именно. – С каждым словом его тон становился всё жестче и резче, да и выражение его глаз менялось, сильнее и сильнее перерезала глубокая складка его чело. Анне же хотелось кусать губы от боли! Глупый… Глупый, неужели всё нужно объяснять?! И то, что одна мысль о твоей смерти лишает покоя и сна. И то, что будь ты рядом, когда глаза открылись, убегая от мучившего всю ночь кошмара, можно было бы успокоиться, улыбнуться тебе и снова смежить веки. И грезить о том далеком времени, когда ты был жив, когда был озорным мальчишкой и не тяготился обществом навязанной отцом крепостной названой сестры! - Мне приснился дурной сон. Она отвернулась, всем своим видом давая понять, что не желает вспоминать об этом, и снова почти неосознанно погладила поверхность рояля. - Сыграйте мне, Анна, - Владимир вдруг оказался так близко… Наверняка теплое дыхание могло бы пощекотать девичью шейку, если бы только молодой барин мог дышать по-настоящему. - Хорошо, - девушка послушно присела и подняла крышку, прикасаясь кончиками пальцев к еще спящим клавишам, уголки розовых губ слегка дрожали, выдавая улыбку. – Странно… Вам прежде не нравилось слушать мою игру. - После смерти на многие вещи начинаешь смотреть по-иному, - философски изрек барон и устроился на диване, поправив полу форменного кителя. Анна заиграла. Сначала робко, словно пугаясь слишком высоких, радостных, и слишком низких гортанных нот. Но уверенные умелые руки скоро зажили своей особой жизнью. Они то легкими бабочками порхали над белыми клавишами, то тяжестью судьбы вдавливали черные – и музыка струилась, выливалась за край, звенела и разбивалась, и поднималась, и снова падала, и пела… Сама музыка пела о том, что мнилось невозможным для забредших в тумане лжи душ. Но вот растворился последний аккорд, Анна замерла, вслушиваясь в воцарившуюся тишину. Когда терпения не осталось, она повернулась, ищу взглядом своего единственного слушателя, и облегченно выдохнула. Владимир сидел там же, не отрываясь, смотрел на нее, и призрачные глаза казались сейчас влажно-серыми, будто налитые дождем облака. Он никогда не плакал при жизни, и после нее не мог плакать. Отчего же воспитанница барона Корфа была уверена в этот миг, что на темных ресницах его сына блеснули предательские слезы? - Вы божественно играете, Анна… - склоняя голову, он сейчас не шутил и не насмехался, в скупом жесте, в словах звучала дивная правдивость. – Я видел рай, и даже там не слышал ничего подобного! Помнится, год назад вы великолепно исполняли какой-то романс на балу у Долгоруких, но сегодня… Я могу сравнить вашу игру только с раем. Владимир умолк, отводя взгляд, коря себя за несдержанность, когда хрупкая девушка, сбросив оцепенение, недоверчиво покачала головой. - Нет… - с губ срывался шепот, подобный шелесту листвы. – Вам же никогда не нравилось! Вы либо не слушали вовсе, либо оставались лишь с единственной целью – кольнуть побольнее, унизить, еще и еще напомнить, что я просто крепостная неумеха, возомнившая себя бог весть кем! А я… я в вашем присутствии едва могла, переборов страх, сесть за инструмент. Я так боялась, так боялась вас… Красавица всхлипнула, не отводя глаз от мертвенно-бледного мужского лица, и вздрогнула, когда Владимир глухо выдохнул: - А я… вас… Не отрываясь, не отворачиваясь, не уходя – он смотрел на нее. Как никогда прежде, как на долгожданное солнце, как на далекую звезду – он смотрел на нее. Не нарушая торжество мига словами, не обрывая колкими фразами – он смотрел на нее. Подобно яркой вспышке, осенила догадка, она же тупой болью прошила спину, стремясь к сердцу, обожгла и морозом пробежала по коже. - Вы… любите меня? – но молодой человек молчал. – Это… правда?! В ушах зазвенело, Анна резко отшагнула назад, прячась от его взгляда и от тягостного молчания. Шум за окном подсказал, что новый день уже давно вступил в свои права, но не поднятые шторы еще удерживали в гостиной полумрак. - Аня, - тихий голос барона прозвучал непривычно ласково, будто не его губы произносили привычное имя, но душа. Господи, да так ведь оно и было! Девушка закрыла лицо ладонями, давая, наконец, волю слезам. И сразу же, как по приказу, прозвучавшему свыше, Владимир оказался рядом. - Аня, не плачьте, - мягко попросил он. – Ну же, не надо, не плачь, не плачь, Анечка! Она всхлипнула, неловко утираясь рукавом, вскинула голову, ловя его взгляд, и Владимир потянулся к ней. Жизнь и смерть закружились в вихре танца, теряя четкий контур, обозначенную грань, сливаясь во что-то единое. Его руки, губы словно обрели на миг прежнюю телесность и стремились теперь прикоснуться к девушке. Она затенила взгляд ресницами и замерла в ожидании поцелуя, словно мечты, которой, увы, не суждено сбыться… - А-анечка… - протяжно простонал барон у самого ее лица, красавица испуганно распахнула глаза, и новые слёзы вдруг застили взор. Просто призрак – разве мог он к ней прикоснуться?! Владимир стиснул зубы и кулаки, отступая на шаг, и глухо проговорил: - Не могу видеть твоих слёз. - Прости… - Анна отвернулась к окну. Ее худенькие плечики подрагивали из-за сдавленных рыданий, голова в обрамлении блекло-золотистых локонов совсем поникла, а вся она казалась такой маленькой и трогательной, что Владимир решился. Он не был уверен в правильности своих намерений, но хоть на миг, на этот короткий незабываемый миг желал унять боль любимой. Неслышно подошел к ней, встал за спиной, почувствовал, как притихла плачущая девушка. - Да, ты не ошиблась, Аня, я люблю тебя, всегда любил, моя хорошая, - как же хотелось вдохнуть сейчас запах ее волос. Но вместе с жизнью поручик потерял и эту привычную для людей возможность. Он улыбнулся с легкой грустью. – Знаешь, ведь мало что изменилось теперь. Я так же не могу к тебе прикоснуться, правда, несколько по иной причине, нежели раньше… И всё так же хочу это сделать – до одури, до сумасшествия хочу, Аня! Широкая ладонь скользнула вдоль рукава, так близко, что, чудилось, вот-вот коснется шелковой ткани, - от плечика к изящному сгибу локтя, затем к тонкой кисти – и снова назад, вверх, туда, где отворот кружевного воротничка обнажал нежную кожу. Красавица забыла, как дышать, как говорить – осталось лишь это неисполненное обещание прикосновения Владимира, но и оно было враз безжалостно растоптано чужими шагами.
blondy
Admin **Miss Sherlock Holmes,at your service!!!!!**
Отправлено: 04.07.09 02:47. Заголовок: Пионыч пишет: А пот..
Пионыч пишет:
цитата:
А потом вдруг… Это было очень тонко – как если бы на струнах скрипки, едва видимых из сумрака зала, родилась божественная музыка – она просто поняла, ощутила кожей, сердцем, душой, что не одна здесь.
Пионыч пишет:
цитата:
Он никогда не плакал при жизни, и после нее не мог плакать. Отчего же воспитанница барона Корфа была уверена в этот миг, что на темных ресницах его сына блеснули предательские слезы?
She doesn't have to see him ...she feels him with all her heart and soul So sweet and sad at the same time!
Пионыч пишет:
цитата:
- Вы божественно играете, Анна… - склоняя голову, он сейчас не шутил и не насмехался, в скупом жесте, в словах звучала дивная правдивость. – Я видел рай, и даже там не слышал ничего подобного!
Proud Korf! Now has to deal with consequances He needed to die in order to confess some things ( important things ) to Anna Пионыч пишет:
цитата:
Не отрываясь, не отворачиваясь, не уходя – он смотрел на нее. Как никогда прежде, как на долгожданное солнце, как на далекую звезду – он смотрел на нее. Не нарушая торжество мига словами, не обрывая колкими фразами – он смотрел на нее. Подобно яркой вспышке, осенила догадка, она же тупой болью прошила спину, стремясь к сердцу, обожгла и морозом пробежала по коже. - Вы… любите меня? – но молодой человек молчал. – Это… правда?!
Oh, dear!! When I remember this scene from BN Пионыч пишет:
цитата:
Она всхлипнула, неловко утираясь рукавом, вскинула голову, ловя его взгляд, и Владимир потянулся к ней. Жизнь и смерть закружились в вихре танца, теряя четкий контур, обозначенную грань, сливаясь во что-то единое. Его руки, губы словно обрели на миг прежнюю телесность и стремились теперь прикоснуться к девушке. Она затенила взгляд ресницами и замерла в ожидании поцелуя, словно мечты, которой, увы, не суждено сбыться…
Why are you torturing them so much? Пионыч пишет:
цитата:
- Да, ты не ошиблась, Аня, я люблю тебя, всегда любил, моя хорошая, - как же хотелось вдохнуть сейчас запах ее волос. Но вместе с жизнью поручик потерял и эту привычную для людей возможность. Он улыбнулся с легкой грустью. – Знаешь, ведь мало что изменилось теперь. Я так же не могу к тебе прикоснуться, правда, несколько по иной причине, нежели раньше… И всё так же хочу это сделать – до одури, до сумасшествия хочу, Аня!
If only he did this long before
Natasha, you wrote it all so beautifully, but don't torture them so much and us too ...Give us a bright chapter? A hope?
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 13
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация вкл, правка нет
You think you can resist Anna's singing ...no way 
This time the photos inspired me to write something like that. 
And unfortunately it took them long 4 years to meet again. Though you're right: 
YES! YES! YES! 
...especially yours 
I keep trying. 
because I'm sure she'll realize what she actully feels about him 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума